Владислав Крапивин - Мушкетер и фея и другие истории из жизни Джонни Воробьева

— Еще чего! — взвился над стулом Джонни и на миг даже забыл про шлем. — Мало им нашей площадки!

— Баба Ната, не соглашайтесь, — обеспокоенно сказала Вика. — Они не имеют права, здесь зеленая зона. И места исторические.

— Я сама знаю, что исторические. У меня в этом доме еще бабка жила, она его у вдовы Полуархиповой сама купила… А этим лишь бы поближе к центру. Весь город задымили окаянными своими «жигулями».

— Вы бы их гнали отсюда, как Шпуню, — посоветовала Катя.

— Я и то… Говорю: «Что мне квартира? У моей внучки с мужем в Москве квартира трехкомнатная, они меня к себе чуть не силком тянули: «Правнучек годовалый Димочка по вас, бабушка, так скучает». А я все равно не могу. Липу я куда дену? Да и Родьку бестолкового жалко, беспризорный останется». Так я этим с бумагой и сказала: «Покуда жива, от своего огорода не стронусь…» А они знаете что? С виду культурные, а говорят: «Вы же, бабушка, еще совсем крепкая, сколько ждать-то?» Тут уж Родька совсем лаем зашелся, они бумагу схватили да со двора…

Когда бабка закончила рассказ, Джонни постарался направить разговор в нужную сторону:

— Наталья Федосьевна, вы говорили, что дом у вас исторический. Может, здесь и вещи какие-нибудь находились исторические, не только ваша бабушка?

Бабка Наташа замигала, а Вика хихикнула и сказала в упор:

— Баба Ната, он вот про что: будто на вашем пугале старинный шлем висит, какие раньше у богатырей были.

Бабка снова замигала, соображая, и вдруг затряслась от мелкого смеха:

— Да не-е… Какие там богатыри. Это ступка. Шляпу-то с чучелы ветром сшибает, а ступка, она тяжелая, вот я ее и приспособила…

Это был удар. И по Джонниным планам, и по его самолюбию. Уши у Джонни загорелись, как стоп-сигналы, а кудрявая голова поникла.

Катя его пожалела.

— Что-то не похоже, — сказала она. — Ступки не такие, у них донышки широкие.

— Эта ступка особенная, — возразила бабка Наташа. — Она вроде бокала была, а потом ножка у нее поломалась… Это еще бабушки моей имущество. Бабка-то Катерина Никитишна, царство ей небесное, знаменитая была на всю округу, травами людей лечила. А в этой ступке она, значит, всякие корешки да цветочки толкла, чтобы лекарства варить…

Джонни поднял голову.

— Все-таки вещь старинная, — сказал он неуверенно. — Может, сгодится для музея? А на пугало мы каску наденем…

— Это можно, — охотно согласилась бабка Наташа. — Каска, она даже больше соответствует…

Все, кроме Вики, пошли в огород и «обезглавили» пугало. Джонни с печальным вздохом взял в руки то, что недавно считал шлемом витязя. Это была чугунная посудина. По форме она очень походила на фужер, у которого на папином дне рождения Джонни случайно перешиб ножку.

Пугало увенчали каской и вернулись в дом. Свой малоценный трофей Джонни положил в сенях на лавке.

Вика уже поставила на стол чашки и солидную плошку с вареньем. Теперь она, сидя у окна, листала растрепанную большую книгу. Джонни хмуро глянул через Викино плечо. Она смотрела подшивку древнего журнала. Журнал назывался «Нива». Это было написано сверху листа завитушечными буквами, вокруг которых заплетались цветы и прыгали совершенно голые толстые мальчишки. Они что-то поливали из лейки. Видимо, эту самую ниву. На всей странице пестрели объявления и надписи со старинными «ятями», твердыми знаками и другими старорежимными буквами. А внизу был напечатан портрет круглощекого мужчины с громадными черными усами. Усы лихо загибались вверх. Рядом с портретом стояли слова:

ПЕРУИН-ПЕТО

Продираясь через «яти», Джонни прочитал: «Бесподобное, наилучшее и вернейшее средство для рощения волос. У кого едва видны мелкие волосы, скоро развивается пышная борода и роскошные, щегольские усы…»

Джонни вздохнул. Усы его не интересовали, а слова «Перуин-Пето» вызвали в голове печальные стишки:

Сели пить чай. С горя Джонни подцепил полную ложку варенья и осторожно потянул над скатертью.

— Не жадничал бы ты, — прошептала Вика. — И сядь как следует.

Джонни (он сидел боком) подтянул ноги, чтобы сунуть под стол, и уронил с ложки на колено крупную каплю. Он ловко подцепил ее пальцем и почему-то вспомнил про лысину.

Вот бы ругался старый рыцарь, если бы на макушку ему плюхнулась такая жидкая лепеха! Ведь шлема-то нету…

«Ой-ей-ей, — словно кто-то шепотом сказал внутри Джонни. — Ой-ей-ей, товарищи…» Это рождалась в нем новая блестящая идея…

С минуту Джонни сидел, одеревенев и тупо глядя перед собой. Катя наконец спросила:

— Что с тобой?

Джонни прошептал.

— Как ты думаешь, бабушка бабки… то есть Натальи Федосьевны от всех болезней лечила?

Катя пожала плечами, а Вика сказала вполголоса:

— Джонни, опомнись. Она же знахарка была. Наверно, совсем неграмотная.

Бабка Наташа, видно, уловила суть разговора. Но не обиделась. Она с достоинством сказала:

— Бабушка моя Катерина Никитишна была ученая. Даже по-французски знала. Всяким другим ученым письма писала, потому что травами лечить — это ведь тоже по науке надо.

— А от лысости она лечила? — нетерпеливо спросил Джонни.

— Чего-чего?

— Я в журнале прочитал про лекарство, чтоб усы отращивать. А может, было и такое, чтоб на лысине волосы появились?

— Джонни, ты что опять придумал? — с беспокойством прошептала Вика. Но бабка встретила Джоннин вопрос полным пониманием. Она разъяснила, что у Катерины Никитишны были средства от всех человеческих недугов (только от слабости зрения не было). Можно проверить. Книга с рецептами сохранилась до сих пор. Люди предлагали за нее бабке Наташе крупные деньги, только она не отдала. Мало ли что. Вдруг заболеет на старости лет, вот старинные рецепты и пригодятся.

— Джонни… — строго начала Вика, едва бабка вышла. Но он сердитым шепотом сказал:

— Да подожди ты… Я, может, сделаю счастливыми двух человек.

Джонни слегка кривил душой. Он хотел сделать счастливыми троих: Веру, Валентина Эдуардовича и себя. Потому что, если Вера уедет с мужем в Москву и навсегда избавит Джонни от своей педагогики, разве это не будет счастьем?

Бабка Наташа вернулась с пухлой книгой, похожей на конторскую. Внутри книги на разлинованных желтых страницах были наклеены листочки с непонятными надписями, вырезки из газет и бумажные ленты со словами на иностранном языке.

— Ничего не понятно, — огорчился маленький Юрик. Джонни сердито засопел и сказал Вике, чтобы листала до конца.

Не зря сказал! В середине книги он увидел знакомое объявление с Перуином-Пето. Оно было наклеено в верхнем углу, а ниже — тонкий лист. Видимо, письмо. Его напечатали в давние годы на старинной машинке — тоже с «ятями» и множеством твердых знаков.