Михаил Фарутин - Четвёртый Харитон

— Медведица! — крикнул Федя Востроглаз, когда они были в нескольких шагах от ещё чуть дымящего костра, где днём сушили промокшую одежду.

Следопыты сбились в кучу, присели.

— Где? — спокойно спросил командир, оглядывая кругом лес и побледневших следопытов.

— Да вон в сосняке, не видишь, что ли, спину показывает? Бежим!

Быстрый и тоже острый глаз Харитона пробежал по молодому сосняку.

— Товарищи следопыты! Мы вне всякой опасности. С нами Василий Иванович. Ура!..

Из сосняка вьппел громадный однорогий лось. Зверь сделал несколько шагов в направлении ребят. Остановился, высоко подняв красивую, точёную голову, и глубоко и шумно вздохнул. Потом ещё раз вздохнул, фыркнул и тяжело ударил копытом о землю.

— Медвежонка учуял, медвежонка боится, — затараторили повеселевшие ребята.

— Василий Иванович, — повелительно сказал Харитоша, — иди сюда!

Лось мотнул головой и опять ударил передней ногой о землю.

— Ну иди же, иди, не бойся, — упрашивал парень и направился к сохатому с куском хлеба в руке. Но лось круто развернулся, фыркнул и не торопясь, красивым крупным шагом вошёл в сосняк и начал объедать пальцы верхних мутовок молодых сосенок.

— До свидания, Василий Иванович! — кричали на прощание в один голос ребята. — До свидания!..

Чуть дымят остатки костра — непотухшие головешки. В рюкзаке командира скулит медвежонок.

Следопыты насторожённо и с удивлением глядят по сторонам и друг на друга.

Под сосной — ни дровней, ни плуга, ни бороны.

— Мы за пахарем, а пахарь за нами, вот что получается, — первым нарушил молчание командир. — Скидывайте рюкзаки, скидывайте ватники, да прочешем-ка лес, пока солнышко не закатилось.

До седьмого пота следопыты прочёсывали лес. Из сил выбились. Еле ноги переставляют. Но как сквозь землю провалились и дровни, и плуг, и борона. Не нашли их ребята.

— Переправимся через болото — привал сделаем, — говорит Харитон, — да цел ли наш плот, а то, чего доброго, ночевать здесь придётся…

На счастье, плот был цел и стоял на том месте, где оставили его днём следопыты.

Солнышко, уставшее ходить по небосводу, не хотело покидать ребят. На прощание сквозь частокол леса оно перекинуло через болото, залитое водой, мост из золотых брёвнышек.

Отталкиваясь кольями, следопыты плывут через болото на плоту. Плот ломает золотые брёвнышки и гонит их золотыми волнами вперёд и в стороны. Покачавшись на волнах, брёвнышки сзади плота опять устилают водную гладь золотым мостом из золотых брёвнышек.

Причалили.

Плот кольями прикололи.

— Так, друзья мои. Первым делом накормим нашего пленника, — снимая с плеч рюкзак, объявил Харитон. — Проголодался, наверное, да и устал не меньше нас. — Харитон осторожно развязывает рюкзак. — Давай, давай высовывай свою голову, медведище-дружище!

Ребята сгрудились у рюкзака, на коленки встали. Медвежонок даже не шевелится. Только слышно в рюкзаке тутуканье да какое-то шипение…

Первым догадался Харитоша. Он схватил рюкзак и вытряхнул содержимое.

К ногам ребят упала увесистая болотная кочка и свернувшийся ощетинившийся большой ёж.

Взрыв хохота и криков взбудоражил тишину.

Федя Остроглаз кувыркался через голову. Коля Тонкослух схватился за живот и гоготал на всю округу. Андрей Сила держал в руках ежа и кричал:

— Теперь есть с кем помериться силами!

В ответ эхом гоготал и смеялся лес и птичьим гомоном смеялось болото.

Харитон Четвёртый, размахивая пустым рюкзаком и тоже смеявшийся до слёз, кричал:

— Нелегко быть следопытом, мы за пахарем, а пахарь за нами. Но…

забыв про усталость, пели ребята.

Розовые полушалки накинула вечерняя заря на зубчатую опушку ельника. Попритих торопливый ручей.

Отдыхают тракторы.

Отдыхают машины.

Отдыхают лошади, звонко хрустя овёс в подвешенных на их морды торбах.

Отдыхают пахари — все от мала до велика вокруг ярко пылающих костров.

Отдыхает река, местами подёрнувшись прядями седого тумана.

Всё реже подают голоса уставшие от песен дрозды в осиннике по берегу ручья.

Но неутомимо, днём над полем, а сейчас над полевым станом, кувыркается в воздухе пара беспокойных чибисов, оглашая окрестность одним и тем же криком: «Чьи-вы, чьи-вы». Выражают ли недовольство людям за нарушенный покой и тишину поля или благодарят трактористов за то, что они бережно обошли — не вспахали — тот кусочек земли, где чибисы сразу после таяния снега вырыли неглубокую ямку, устлали её стебельками сухой травы и отложили в гнёздышко четыре тёмно-бурых яичка с чёрными крапинками.

«Чьи-вы? Чьи-вы?» — кричат в воздухе птицы.

— Да вешневодские мы! — крикнет кто-нибудь, смеясь, в ответ чибисам.

Или ещё:

— Вологодские мы! Вот чьи!

Рядом с полевым станом механизаторов — палаточный городок.

На красном полотнище, натянутом между двух берёз, белыми буквами выведено:

Вот что белыми буквами выведено.

С прошлой весны так повелось. Харитон Четвёртый сагитировал ребят на такое дело, как председателем пионерской дружины стал.

Во время посевной пионеры свой лагерь поближе к полю раскидывают. Сенокос идёт — пионерлагерь на сенокосных угодьях. Жатва начнётся — и пионерлагерь тут как тут.

Любо родителям, как ребята науку труда познают.

Учёбе впрок.

Здоровью впрок.

У костра, где щурится от яркого пламени и смеётся в густую бороду Ковча, все пахари собрались, и Харитон со своими пионерами тоже.

Старик рассуждает:

— Что полянка вспахана на животине, а не на ком другом — об этом и разговору нет. Что нет следа этой животины на пашне, так следа-то и не должно быть. Какой пахарь оставит на полосе след от трактора ли, от лошади ли и даже свой. На то борона есть — борона любой след сгладит.

— Угу, — согласились пахари.

— Взять другую сторону этой истории, — продолжал Ковча, — могли ли мужики на себе перетащить дровни с поклажей через поле, покосы и даже на Красную гриву, что за Большим болотом, коли в этом была нужда? Могли. А что тут мудрёного? Каких-то четыре версты невелик волок, раз сила в человеке есть. Хотя бы вот вы, — Ковча указал на трактористов, — разве не богатыри? Богатыри. С такой поклажей не один десяток вёрст бегом пробежите, не то что до Красной гривы.

Трактористы приосанились, плечи расправили. Переглянулись, покраснели. Зубы скалят.