Бенно Плудра - Остров лебедей

Наступило долгое молчание. Шипит компрессор. Сон навевает. Часами они могли бы тут сидеть и не заметили бы, как день погас.

— Сколько мы тут сидим уже? — спросил в конце концов Губерт.

— Не знаю, — говорит Стефан. — Может, уже темно на улице. Как в тюрьме мы здесь.

— Час то уже прошел?

— Один час? Ты что! Скоро шесть уже.

— Шесть? — повторяет Губерт, вскакивает, подходит к своим развешанным вещам, щупает, переворачивает и делается все мрачней и мрачней.

— Никогда они не высохнут. Мокрые совсем.

Он так и стоит и передвигает на шнуре то брюки, то куртку, а Стефан говорит:

— Знаешь — лучше надень.

— Чего?

— Надевай, говорю. Это Куланке-рыбак нам тогда велел. Промокнешь если, говорит, надо барахло выжать как следует и снова надеть.

— Что я, дурак, что ли!

Стефан подошел к развешанным вещам, потрогал:

— Чуть посуше вроде.

— Но все равно холодные.

— Это пройдет, — говорит Стефан. — Ты только надень, вещи быстро согреются.

Глубоко вздохнув раз, потом другой, Губерт быстро натягивает брюки, надевает рубашку. Готово! Ни разу даже дух не перевел. Теперь он стоит как деревянная игрушка, руки развел и застыл. Вдруг опустил голову. Стефан видит: Губерт плачет.

Слезы катятся по щекам, Губерт не вытирает их, лицо уже совсем мокрое.

— Губерт, ты что? Чего ты ревешь?

Губерт не отвечает. Стефан хватает его за руку.

— Нельзя мне домой! Все наружу выйдет! — всхлипывает Губерт.

— Ничего не выйдет.

— Выйдет! — кричит Губерт. — Все наружу выйдет. — Внезапно он перестает реветь, делает какие-то глотательные движения и смотрит в сторону, мимо Стефана. — Заметят они, — говорит он. — Вещи все мокрые — они заметят.

— Ты что, спятил! Из-за того, что твоя одежка сыроватая, ты ревешь тут. А потом — нас же двое.

— Это как?

— Двое. Ты да я.

— Я же гидрант открутил, — говорит Губерт.

— А кто знает?

— Не знает, но я-то мокрый.

— Может, это я открутил, — говорит Стефан.

— Я же мокрый. А почему, спрашивается?

— Потому что ты хотел его закрутить.

— Я? Чего это я хотел?

— Закрутить. Вот и все. Хотел закрутить, вот и промок.

Губерт тихо улыбается.

— Ты так хочешь сказать. А кому?

— Кто спросит — тому и скажу, — говорит Стефан.

Они вышли из сушилки. Губерт пошел налево, Стефан — направо. Вместе им показываться нельзя. Стефан идет туда, где они совсем недавно устроили наводнение. Как только он вышел на лестничный балкон, он сразу увидел — пожарные машины еще не уехали.

Пожарники скатывали шланги. Операция окончена. Вода из подвала выкачана. Прислонясь к стенке, несколько пожарников курят. Стефан слышит, как они переговариваются, но понять не может о чем. И детишек опять набежало человек двадцать. Мальчишек больше, чем девчонок, и маленьких больше, чем больших. Но Сабины не видно, нет и Париса Краузе.

Внизу, прямо под Стефаном, — дверь, из нее, шагая по-военному, выходит пожарник, за ним — комендант дома Бремер. Пожарник в офицерском звании, может быть даже капитан, а вышедший за ним комендант — самый важный человек во всем огромном доме. Лицо у него сейчас такое грозное, как будто он уже все знает. Он достал ручку и что-то записал в голубую тетрадь, которую ему раскрытой подал пожарник. И сразу — хлопают дверцы машин, и оба красных слона, покачиваясь, отчаливают. А джип с капитаном, будто маленькая собачонка, — за ними. Облако пыли — и все, комендант Бремер стоит один-одинешенек.

Он средних лет, худой блондин, скорей небольшого роста, однако люди говорят, будто он очень сильный. Сейчас он смотрит на детишек, которые носятся перед ним, играют. Бремер подзывает одного из мальчишек. Мальчик остановился, но не подходит. Комендант что-то спрашивает его. Пожав плечами, мальчишка убегает.

И снова Бремер один, смотрит на детей, оглядывается, смотрит наверх как раз в том направлении, где Стефан высунул голову над балконными перилами. Медленно он отодвигается вглубь, но комендант уже кричит:

— Погоди-ка, дружок!

Стефан и не думает ждать. Прошмыгнув через дверь на лестничную площадку, он быстро поднимается на несколько пролетов, затем идет уже медленно, прислушиваясь, не преследует ли его комендант.

Ступени все влажные, некоторые даже мокрые, и чем выше — тем мокрей. Еще выше — на ступеньках уже вода. Жители дома собирают воду тряпками и, подставив ведро, отжимают.

Стефан шагает по ступеням между людьми. Делает он это осторожно, веселых лиц тут нет, а сердитые есть, особенно у мужчин.

«Если б они знали! — думает Стефан. — Если б знали и кто-нибудь вдруг бросился на меня, закричал: «Вон он, вон он бежит! Попался, дружок!» Что б тогда было?» Не хочет Стефан отвечать на этот вопрос. Перескакивая сразу две-три ступеньки, он поднимается все выше и выше, а с ним и его нечистая совесть. Ему-то кажется — никогда не кончатся эти мокрые ступени!

Но они все же кончаются, и как раз немного не доходя до десятого этажа, где все и случилось… Гидрант на месте, будто ничего и не произошло. Но Стефану почему-то кажется, что на нем прямо написано, кто его совсем недавно откручивал. Нет, ничего на нем не написано! Кран крепко закрыт, и закрутил его Герман, отец Стефана.

Выше — все ступени уже сухие, Стефан поднимается быстрей. На лестнице никого нет — все остались внизу.

Последние несколько ступенек. Квартира 14/6. Слева от двери в черной рамке имя квартиросъемщика: Герман Кольбе.

Стефан позвонил и ждет: слышно, как за дверью топают маленькие ножки Сабины. Стефан обрадовался — будет легче в дом войти.

— Это ты?

— Как дела? — спрашивает Стефан.

Позади него щелкает замок, Сабина прыгает вокруг. Слева — большая комната, столовая. Дверь с матовым стеклом чуть приоткрыта. Стефан проходит мимо, а Сабина все скачет и скачет. Из комнаты доносится голос матери:

— Кто пришел, Сабина?

— Стефан, — отвечает она.

А Стефан, пройдя мимо двери:

— Привет, мам! — Еще два шага, и он в своей комнате. — Отстань, — отмахивается он от Сабины.

Перед широким окном парят чайки. Небо спокойно, и в комнате тоже тихо и спокойно. Стефану здесь хорошо. Стены крепкие, бетонные. На обоях веселые медальончики…

Стефан садится за полированный белый стол. Письмо к Тассо лежит недописанное. Рядом шариковая ручка — все как было.

Стефан взял ручку, повертел, нажал на кнопку — писать он не собирается, просто так посидеть хочет, ни о чем не думая. Ни о чем…

Опять эта Сабина! Стоит в дверях позади него и говорит:

— По телевидению зайца Ицеплица показывают. Ты пойдешь смотреть?

— Сегодня не пойду.

— А он шляпу будет показывать.

— Чего он со шляпой будет делать?

— Вертеть будет.

— Нет, мне письмо дописать надо.

Сабины уже нет, но дверь открыта, и Стефан злится на Сабину. Не проходит и пяти секунд — она снова тут.