Алки Зеи - Петрос идет по городу

Петрос думал раньше, что война — это бесконечный кошмар. Но все оказалось иначе и скорей напоминало праздник, хотя время от времени и выли сирены. Он вполне мог радоваться. И радость от того, что не надо сегодня идти в школу, не оставляла его.

— Посмотри на госпожу Леве́нди, — подтолкнула его Антигона.

Госпожа Левенди, толстуха, с крашеными рыжими волосами, жившая на первом этаже, тащила две огромные сумки.

— Добрый день, госпожа Левенди! — крикнули они ей хором из окна.

Но та даже не повернула головы в их сторону и поспешно скрылась в подъезде.

Мама вернулась от бакалейщика с пустыми руками. В лавке, сказала она, уйма народу, а она не могла стоять в очереди, потому что боялась упустить дядю Ангелоса, который, наверно, после явки на призывной пункт забежит к ним.

— Возможно, он не успеет даже проститься с нами, — всполошилась вдруг мама.

Пришел и папа из конторы «Сливочное, оливковое масло. Г. Кондояннис».

— Контора закрыта. Там нет ни души, — сказал папа так огорченно, что Петрос удивился: чего ему расстраиваться, если и у него тоже вместо понедельника воскресенье?

Петрос хотел побежать на улицу, куда его звал Сотирис, но отец не пустил.

— Мы не знаем, — сказал папа, — что может произойти сегодня. И потом, с минуты на минуту должен прийти попрощаться с нами дядя Ангелос.

Антигоне надоело смотреть в окно, и она стала примерять перед зеркалом белый платок, прикрепляя его заколками к волосам.

— Мама, с какого возраста берут добровольцев в медицинские сестры?

Мама ничего не ответила; сидя на полу, она рылась в нижних ящиках буфета. Вытаскивала бумажные мешочки, раскрыв их, заглядывала внутрь и опять прятала в буфет. Из взрослых она нервничала больше всех. Может быть, потому что для нее никогда не было праздников. Всегда, и в воскресенье и на рождество, у нее находилась масса работы. И даже теперь, во время войны.

— Три кило фасоли… два кило сахара… полкило чечевицы… горсточка миндаля… кило муки, — бормотала она, проверяя содержимое мешочков.

Что на нее нашло? Почему она бережно собирает все, что завалялось в буфете?

Зазвонил звонок, но пришел не дядя Ангелос, а Рита, школьная подруга Антигоны. Глаза у нее распухли от слез. Ее брата взяли в солдаты. И отец ее поехал на призывной пункт. Всеобщая мобилизация.

— А ты, папа, пойдешь на войну? — в радостном возбуждении спросила Антигона.

Вмешалась мама, ответив:

— Папа не настолько молод, чтобы его призвали в армию.

И тут у Петроса чуть не сорвалось: «Как жалко! Вот здорово было бы, если бы папа пошел на войну!»

В подъезд вошел какой-то офицер. С трудом узнав в нем дядю Ангелоса, Петрос кубарем скатился с лестницы и повис у него на шее. Младший лейтенант медицинской службы, так назывался дядин чин. Бордовый кантик на уголках воротничка — знаки его различия. Как шла дяде Ангелосу военная форма! Мама и дедушка, глядя на него, прослезились. Хорошо, что Антигона и Рита спасли положение. Забыв про свои заплаканные глаза, Рита подтолкнула Антигону и прошептала:

— Ну, познакомь же меня наконец с твоим дядей.

— Дядя Ангелос, это Рита, моя лучшая подруга. Я тебе о ней говорила.

— Эх, Антигона, у тебя такая красивая подружка, а ты меня с ней знакомишь, когда я ухожу в армию, — шутливо посетовал дядя Ангелос.

— Это не имеет значения. Я буду ждать, когда вы вернетесь с победой, — кокетливо сказала Рита и, сняв с шеи золотой медальон, направилась к дяде Ангелосу.

— Ты с ума сошла, — пыталась остановить ее Антигона. — Тебе влетит от мамы.

— «Все для армии» — вот наш лозунг, — возразила Рита и повесила медальон на шею дяде Ангелосу, который весело рассмеялся, совсем как в воскресенье, когда он обедал у сестры и дети просили его посидеть еще немного, а он возражал со смехом: «Отпустите меня, не то опоздаю на свидание».

Мама волновалась, как бы дядя Ангелос не простудился: под кителем у него был надет лишь тонкий свитер.

— Как только мы попадем на фронт, нам выдадут теплые вещи, — успокоил он ее.

Он торопился и первым при прощании обнял дедушку. Дедушкины руки дрожали. Мама разрыдалась. Петрос подумал, что у его родных нет ни капли героизма. Только Антигона и Рита сумели как следует проводить офицера на войну. Они с двух сторон подхватили дядю Ангелоса под руки и спустились по лестнице, напевая:

— «Гор-до ша-га-ют на-ши сол-да-а-а-ты…»

Петрос бежал за ними, перепрыгивая через ступеньку. Он мечтал о том дне, когда дядя Ангелос вернется с победой. Чего только он им не расскажет! По воскресеньям они подолгу не будут его отпускать, несмотря на всякие там свидания.

Дядя Ангелос остановился у подъезда. Он поспешно поцеловал девочек и, ласково потрепав Петроса по щеке, вскочил на ходу в первую проходившую мимо машину с солдатами. Антигона и Рита долго махали ему носовыми платками. Грузовик скрылся за поворотом улицы, но они не трогались с места. Смотрели туда, где исчез грузовик. Обернувшись, Петрос увидел, что Рита держится рукой за щеку.

— У тебя зуб болит? — спросил он.

— Глупыш, — сказала Антигона. — Дядя же поцеловал ее в щеку.

С лестницы донесся грохот: это Сотирис спускался с третьего этажа, перепрыгивая, как обычно, через две ступеньки. С разбегу он чуть не налетел на девочек.

— Пошли посмотрим, как повезут боевые орудия, — предложил он Петросу.

— Петрос, ты куда? — заверещала Антигона.

— Скажи маме, я пошел прогуляться с Сотирисом! — крикнул он; не дожидаясь ее возражений, пустился бежать вместе со своим приятелем и вскоре скрылся из виду.

Боевые орудия им так и не удалось посмотреть. И мальчики слонялись по соседним улицам, глазея на машины с солдатами. Толкались среди людей, которые атаковали трамваи, автобусы, висели, как гроздья винограда, на подножках и кричали:

— Охи! Нет — итальянцам!

— Они спешат записаться в армию, — сказал Сотирис, который всегда все знал.

— Счастливо! Желаем победы! — до хрипоты кричали мальчики.

Потом они сделали себе две пилотки из газеты, валявшейся на тротуаре, и, построившись в ряд, — Сотирис, конечно, встал впереди, — зашагали, распевая импровизированный марш:

Петрос вернулся домой совершенно охрипший от пения. Уже был вечер, но его забыли побранить.

И все-таки как бы то ни было многое изменилось с началом войны. Петрос, взбудораженный нахлынувшими событиями, совершенно забыл о Тодоросе, и бедняга, наверно, страдал от голода, не имея ни малейшего представления о том, что он стал свидетелем незабываемого исторического момента — начала войны греков с муссолинщиками, так Сотирис называл итальянцев. На следующий день рано утром Петрос пошел покормить черепаху. В коридоре, ведущем к чуланам, стоял хозяин дома и разговаривал с каким-то усатым коротышкой.