Эдишер Кипиани - Тетрадь в десять листов

Я и Тамаз часто ходили в лес. Иногда нам удавалось набрать грибов. Вскоре я познакомился с другими деревенскими ребятами. С кладбища хорошо была видна старая башня, где я впервые увидел девочку в красном платье. Я раза два заводил разговор о башне, предлагал пойти туда, но ребятам было лень подниматься на гору.

— К башне ходят только приезжие дачники, нам она уже надоела, — сказал однажды Тамаз, — но, если ты очень хочешь, пойдем.

— Нет, не хочу, — ответил я и почувствовал, что покраснел.

Лето тянулось очень долго. Я уже соскучился по Тбилиси и по своим товарищам. Как-то раз мы с Тамазом пошли в соседний пионерский лагерь посмотреть спортивные соревнования. Мы, как чужие, глядели на пионеров через изгородь. В душе я жалел, что сам не был с ними.

— Мама, пошлешь меня на будущий год в пионерский лагерь? — спросил я, вернувшись домой.

И мама мне обещала.

Мы часто получали письма от папы из Тбилиси, я радовался, что в конце каждого письма он делал приписку для меня отдельно. Папа за все время приезжал всего два раза, и оба раза мама жаловалась: Важа, мол, совсем не читает.

— Читай хоть по часу в день, — сказал папа.

На второй день я попросил Тамаза пойти со мной в сельскую библиотеку, он с удовольствием согласился и даже обрадовался. Он стал звать Батура и объяснил мне:

— По дороге натравим его на других собак.

— Зачем?

— Увидишь, как Батур их разгонит.

Но Батур куда-то исчез. Маленький босой мальчишка сказал нам, что видел его во дворе дома отдыха. Мы побежали туда. Батур был там, он стоял на лестнице столовой и, махая своим обрубленным хвостом, смотрел, не даст ли кто-нибудь ему вкусный кусочек.

Мы поманили собаку. Вдруг я увидел на деревянном столе шахматную доску. В Тбилиси я каждый день играл в шахматы, и мне очень захотелось потрогать шахматные фигурки.

— Идем, чего ты стал! — окликнул Тамаз.

— Видишь шахматы?

— Ну и что?

— Играешь?

— Так, ходы знаю…

— Давай немного поиграем, а потом уйдем.

Я уговорил Тамаза, и мы стали играть в шахматы. Батур снова побежал в столовую…

Быстро проходило лето. Мне все больше и больше надоедали прогулки в лес, игра в футбол, общество Тамаза и Батура. Я все чаще думал о старой башне, тбилисских товарищах и о дяде Бесо… какой странный человек…

Я уже по пальцам считал дни, часто смотрелся в зеркало и думал о том, что скажут мои товарищи и учителя, увидев меня.

Но разве я мог знать, что мой отдых этим летом окончится так странно!

Однажды я сидел на балконе с книгой. Мама ушла на рынок. Вдруг калитка заскрипела и во двор вошел какой-то человек в белом кителе. Огляделся, но, видно, никого не заметил. Незнакомец поставил чемодан на землю и платком вытер шею. Я встал и подошел к перилам. Он увидел меня.

— Не знаешь, мальчик, где живет Вано Цимакуридзе?

— Здесь, в этом доме.

— А квартиранты дома?

— Нет, мама на рынке.

— Чья мама?

— Моя.

— Так, значит, ты сын Арчила Сакварелидзе? — спросил он, подходя к балкону.

— Да.

— О, смотрите, какой у него хороший сын. Твою маму зовут Кето? — как бы сомневаясь, спросил он.

— Да, она учительница.

— Вот письмо от папы, передай маме. В конверте лежат деньги. — И он протянул мне письмо.

— А вы не зайдете? Мама скоро придет.

— Спасибо, когда-нибудь зайду. Папа просил передать, что приедет за вами в эту субботу.

Мужчина взял свой чемодан, заложил платок за воротник и, уже выходя из калитки, обернулся и еще раз улыбнулся мне.

Конверт не был запечатан. Я вынул письмо и развернул (прости, мама, но ведь папа всегда писал и мне). Несколько строк были адресованы мне. «Важа, сынок, с седьмого класса ты начнешь изучать химию, будет очень хорошо, если вспомнишь все, что мы учили. Твоя лаборатория в погребе теперь похожа на настоящую — я принес тебе пробирки, колбы, лакмусовую бумагу. Скоро приеду за вами. Целую. Твой папа».

Мне стало обидно, что письмо было такое короткое, я невольно перевернул его — может быть, папа что-нибудь написал на обороте — и удивился: вторая страница пестрела цифрами. Сперва я подумал: «Наверное, папа что-то подсчитывал, а потом написал на этом же листе письмо». Но когда я присмотрелся, то никаких результатов подсчета не нашел. «А может быть, это высшая математика», — подумал я и хотел уже положить письмо в конверт, но на последней строчке между цифрами заметил какой-то знак. «Это буква или знак сложения?» — заинтересовался я. Нет, между цифрами действительно была написана грузинская буква.

А может быть, цифры тоже означают буквы? Эта мысль пришла мне в голову так неожиданно, что я даже испугался. Может быть, папа боялся, что тот товарищ откроет конверт, и условными знаками написал что-то очень важное? Интересно узнать, что написано в письме. Но смогу ли я это сделать? Я же не знаю, какая цифра какую букву означает.

А может быть, разгадать нетрудно? Кто-то мне говорил однажды, что в старину в Грузии цифры обозначались буквами. Я подумал: «Наверное, за этими цифрами скрываются слова». Я взял чистую тетрадь и переписал все цифры, так как не хотел пачкать письмо. Ведь мама еще не читала его.

Затем я стал внимательно разглядывать цифры. Многое подтверждало мои предположения. Цифры повторялись, как буквы, точки могли означать окончания слов. В душе я радовался тому, что за простыми цифрами угадал особый смысл.

Вдали, на проселочной дороге, показалась мама. Она быстро шла в гору с полной корзиной продуктов и часто поглядывала на наш дом, словно чувствуя, что ее ждет письмо. Я, радостный, выбежал навстречу, улыбаясь и размахивая письмом.

— От кого письмо?

— От папы, мамочка! — Я взял у нее полную корзину и передал конверт.

— Кто принес?

— Товарищ папы, он сказал, что, возможно, зайдет.

Мама надела домашние туфли и села на кушетку.

— Конверт был открыт?

— Да, мама… Я бы не стал читать, если б не знал, что папа напишет и мне. Эти деньги тоже лежали в конверте.

Мама стала читать письмо.

— Пишет, что посылает весточку с сотрудником института, — сказала мама, не отрывая глаз от письма.

— В субботу приедет за нами, — добавила она немного погодя. Потом перевернула письмо, наверное, оно показалось ей слишком коротким. Мама уже собиралась встать, но тут я сказал:

— Посмотри, мама, на второй странице какие-то цифры!

Мама быстро развернула письмо. Минуту-две удивленно смотрела на цифры, а потом улыбнулась, словно вспомнив что-то очень приятное.

— Эти цифры означают буквы, да, мамочка? Я сразу догадался… Наверное, папа не хотел, чтобы тот товарищ прочел и…

— Какие буквы, ты с ума сошел? — И мама, не выпуская из рук письмо, поправила волосы.

— Вот смотри: внизу, между цифрами, написана буква.

Мама опять быстро взглянула на письмо.