Елена Романова - SOS, или Люся спешит на помощь

— Роник…

— М-м-м…

— Спишь?

— Угу…

— Счастливчик… И как это тебе удается? Если бы существовали соревнования по скоростному засыпанию, ты точно был бы чемпионом!

— Угу. И тебя бы я засыпал первым. В какой-нибудь глухой барсучьей норе. И откапывать бы не стал ни за какие коврижки.

Разбуженный и явно недовольный Роник, сопя, завозился на подстилке.

Роник — мой сосед, и больше всего на свете он не любит, когда ему мешают спать. А в остальном он очень славный пес, пожалуй немножко задира и нахал, но с доброй душой и благородным сердцем. И главное — совершенно бесстрашный, как и положено настоящему охотнику. «А что ж вы думали, я все-таки фокстерьер!» — заявляет Роник, гордо выпячивая грудь и настораживая свои рыжие уши. Подвижный, ловкий и прыгучий, как стальная пружинка, он и правда похож на фокса. И все же слегка не фокс. Но я об этом молчу, потому что какая, в общем-то, разница?! Однако, оказывается, кое для кого разница есть, и о-го-го какая существенная. «Ой, держите меня, я сейчас умру от смеха! Если этот рыжий грубиян — фокстерьер, тогда я — мальтийская болонка», — жеманно пищит кудлатая криволапая собачонка из вольера напротив, натура изломанная и крикливая, вечно что-то вынюхивающая на задворках нашего приюта. И пусть себе вынюхивает. Мы с Роником на нее не обращаем внимания. И, кстати, ничего не имеем против ее мальтийских кровей. Мальтийская, так мальтийская. Да хоть криворожско-мариупольская! Если желаешь быть болонкой, будь ею. Только не лишай и других права на мечту! Вот как считаем мы с Роником.

— Хочешь совет? — спрашивает Роник, сладко позевывая. — Попробуй считать сосиски. Верный способ, работает безотказно. Одна сосиска, две сосиски… Лично мне обычно, чтобы уснуть, хватает трех.

— Мне бы тоже, наверное, хватило. Только где их взять?

— Что? — не понял Роник.

— Да сосиски… Они же сами в миске не вырастут…

— Ну даешь, молодежь! — проворчал Роник. — Где это видано, чтобы сосиски сами собой вырастали?! Это ж не бананы тебе какие-нибудь.

— Вот и я говорю, откуда тут сосискам взяться?

— М-да… — разочарованно протянул Роник. — Как бы тебе получше объяснить? А ты представь, что нам с тобой их принесли. Целый кулек совершенно новеньких сосисок.

— Кто принес?

— Кто, кто… А я почем знаю? Тетка принесла. Точно, тетка.

— Какая тетка? Та, что сегодня приходила? В вязаной шапочке?

— В шапочке, пусть будет в шапочке, — подозрительно быстро согласился Роник.

— А разве у нее был кулек?

— Был, — авторитетно заверил меня Роник.

— Да? Ладно, тогда сейчас попробую, — я послушно закрыл глаза и принялся считать воображаемые сосиски. — Одна сосиска, две, три…

— М-м-м… Хр-р-р… — донеслось до меня из-за перегородки. Роник и в самом деле заснул на третьей.

— Роник!

— Ну чего тебе? — из Ронькиного угла послышалось недовольное сопение. — Отстань! Чем меня теребить, лучше считай на совесть, а то зазеваешься, бац, а сосиску уже кто-нибудь из соседей в свой сон уволок! Тут шустриков много. Так что не щелкай клювом.

— Нет, мои сосиски уже не уволокут. Потому что они того… закончились… — я посмотрел в миску, словно еще надеясь на чудо.

Но чуда не случилось.

— Может, ты какой-нибудь другой способ знаешь?

— Представь, что у тетки этой в сумке еще один кулек есть, с колбасо-о-о-ой, — Роник протяжно зевнул. — У нее там мно-о-о-ого этих кульков, один другого толще. И сама она директор супермаркета. Хочешь — будут тебе молочные сосиски, хочешь — телячья отбивная, а то и косточка сахарная обломится… А будешь хорошим мальчиком, так, может, она тебя вообще к себе жить возьмет…

Сосиски, отбивная, сахарная косточка… От воображаемых ароматов у меня чуть не закружилась голова. Такого вкусного вруна, как Роник, нет, наверное, ни в одном собачьем приюте. В нашем, во всяком случае, конкурентов у Роника точно не наблюдается.

Да, если эта тетка столько с собой принесла, то сколько ж у нее вкусного дома?

Дома… От одного слова у меня сжалось сердце.

Как мне хочется, чтобы у меня был дом! И у Роника тоже. Но разве таких, как мы, берут? Берут обычно маленьких, пушистых, смешных щенков. Или домашних породистых песиков с мытыми хохолками и приятными манерами. А я? Ну кто я такой? Нескладный, лопоухий, большой… Эх…

— Роник.

— М-м-м…

— Нет, боюсь, к себе меня тетка не возьмет…

Ронька тяжело вздохнул и, немного помолчав, задумчиво почесался.

— Да брось, знаешь, ты ведь только с виду такой доходяга. А если тебя помыть хорошенько, причесать и хотя бы недельку покормить нормальной собачьей едой, а не этими скучными консервами, ты будешь очень даже ничего.

— Ты правда так считаешь?

— Конечно!

— Значит, и меня могут когда-нибудь, как Айса, забрать домой?

— Да как пить дать заберут! Всё, давай-ка, приятель, спать, не то я за себя не отвечаю. Вот тебе еще один стопроцентный способ: вспомни что-нибудь очень-очень хорошее.

Эх! Опять он в самую точку.

— Роник, так в том-то и дело, что не могу. Ни хорошего, ни плохого, вообще ничего…

— Совсем нечего? — от удивления Роник поднял морду. — Так не бывает. Даже малышу Айсу есть что вспомнить, хотя он кроме приюта ничего в своей жизни и не видел. А ты ведь уже большой.

— Большой, — согласился я. — Это-то меня и тревожит. Неразумный щенок — и тот помнит теплый материнский бок, вкус молока и запах дома. А у меня в голове шаром покати…

— А как ты оказался в приюте?

— Да как-то так… Не знаю. Открыл глаза и оказался. Помню, страшно болела голова и бок. Так, что с трудом поднялся на лапы.

— Может, тебя машина сбила? — предположил Роник. — Или ты попал в какую-нибудь серьезную передрягу?

— Не знаю, может быть. Понимаешь, я не помню…

— М-да… — Роник снова задумчиво почесался. — Когда мне прошлой зимой в ветлечебнице лапу зашивали, я про такое слышал. Амнезия называется. Ну это когда по башке надают, а ты потом — словно заново родился.

— Очень похоже… А что такое ветлечебница? — заинтересовался я.

— Лучше тебе этого не знать, — хмуро отрезал Роник.

Мы помолчали.

— Знаешь, — подумав, сказал Роник, — бывают такие воспоминания, что их лучше не иметь вовсе. Вон Грэй из дальнего вольера каждую ночь во сне дергается, вскрикивает и скулит. Жуть! Так что ты это… не расстраивайся. Может, без воспоминаний жить даже и лучше…

— Лучше? — не поверил я. — И сам ты тоже хотел бы все забыть?

— Я? — удивился Роник. — Ну я-то другое дело. Мне в жизни, можно сказать, везло, у меня было много хорошего… Слушай, — оживился вдруг он, — а хочешь, мы и тебе шикарное прошлое придумаем? Вот, к примеру, пусть сначала ты жил у строителей в вагончике и они кормили тебя бутербродами с колбасой и вкусными домашними котлетами, потом у старушки дворничихи в темном закутке, рядом с метлами и лопатами. А ближе к холодам перебрался зимовать на самую настоящую баржу…