Сания Шавалиева - Семьдесят семь бантиков

– Его история лучше твоей. Вот у него жильe есть, а у тебя – нет.

– Нет, – согласился Петрович.

– Во! Так кто из вас счастливее?

Дед завязал бант, призадумался:

– Ещe есть банты в продаже?

– Рубль! – Борис вытащил из кармана клубок мятых лент.

Петрович поменял денежку на красную змейку, завязал бант на рогах оленя. Поглаживая мягкую шeрстку на лбу, грустно добавил:

– За твою свободу. М-да, у каждого своя история.

Историю оленя никто не знал, даже он сам. С детства он помнил только обрывки беспокойного сна, повторяющегося каждый день. Самый удивительный фрагмент – тeплое молоко матери, оно скапливается в уголках его губ, скатывается по щеке, а мамин шершавый язык ловит струйку, еe мягкие губы касаются лба, целуют нежно, долго, тепло. А потом время разорвало жизнь по линии горизонта; мать ушла туда, а он остался здесь. После этого завыла утомительная песнь одиночества. В одну кучу свалились сотни молчаливых дней, тяжeлых ночей. Постепенно разрастались рога, искривлялась спина, глаза косили в поисках звeзд, живших в капельках росы. А кругом – ни врагов, ни друзей, только жуткий скрип колeс, пыль бесконечных дорог, сотни миллионов разных ног: в сандалиях, тапках, сапогах…

На противоположной стороне свирепо зарычал лев. Он коротко бил лапой по доскам пола, когтями снимал стружку и мотал головой.

Дождавшись, когда толстяк отойдет ко льву, Элис присела на корточки перед оленем. Потом встала на колени. Так и есть: грустные голубые глаза.

– Здравствуйте, – сказала девочка, и попыталась снять с ресниц животного налипший шарик чертополоха.

Олень моргнул. О ржавые металлические прутья, зашуршали рога. Они мешали увидеть человека в белых туфельках. Олень медленно пошевелил губами.

– Вы меня слышите?

Олень прислушался к шороху слов.

– Вы выполните мое желание? – не унималась девочка.

«Выполню!» – подумал олень.

Освобождая место для своих бантиков, девочка затормошила чужие узелки. Красный, синий, зелeный.

На земле уже лежала горка выгоревших желаний, а Элис всe дeргала и дeргала. Олень терпеливо ждал, и вдруг ему показалось, что стало легче. Да! Да! Гораздо легче. Словно с каждым движением детской руки он освобождался от чужих требований и собственных обязательств. Куда уходили желания?! Наверное, в небо, туда, куда олень не мог смотреть.

Элис затянула два банта – по одному узелку на желание, отломила от батона добрую половину, сунула оленю в рот. Он медленно жевал, сухим языком собирал крохи с губ, подбородка. Доел, моргнул, прогнал комара с ресницы. Комар покружил перед носом оленя, сел на край поилки. Олень потянулся следом, стал шумно пить.

Голова затряслась – кто-то грубо привязывал очередное ожидание счастья. До чего глупый народ. Если бы олень мог выполнять желания, он давно бы исполнил своe.

Вот и новое угощение, влажное, сладковатое. Олень чуть приподнял голову, коснулся краешками губ – м-м-м, вкуснейшая шкурка от банана. Веки дрогнули, хотелось посмотреть щедрого посетителя: ничего нового – вновь увидел только стоптанные кроссовки, бахрому джинсов. Руки с банановым ароматом, вязали новые узелки, Олень покорно кивал, словно обещая: «Ваше желание будет исполнено».

Чей-то коготок царапнул губы, олень поспешно их сжал. Поздно. Мартышка оказалась проворнее. И как только у неe получается из соседней клетки вытянуться в струнку, просунуть длинную лапу меж прутьев и прямо изо рта оленя выдернуть ленту банановой шкурки? Воровка отскочила в дальний угол клетки, отвернулась ко всем задом. На нее виноградной лозой налипли другие соплеменники. Они визжали, кричали и пытались отобрать у «счастливицы» добычу.

Петрович обошeл лужу, остановился перед клеткой со странными птицами, очень похожими на пингвинов: чeрная спинка, белая грудь, красные лапки в цвет треугольного клюва.

«Тупики», – прочитал старик. Птица настолько тревожно и жалобно смотрела, что у старика заболело в груди. В соседней клетке крылья расправила сова. Змея, распахнув пасть, ударилась о мутное стекло. Рядом заволновались попугаи, вспорхнуло пушистое зеленое перышко, пролетело сквозь сетку и опустилось на нос желтого медведя.

Дед с Внучкой вздрогнули одновременно, потому что желтый медведь был не в клетке, а прятался за ней.

«Тихо! Тихо!» – медведь прикрыл рот лапой.

Весна пришла без приключений и неожиданностей. Всe было как обычно: недовольный скрип тающего снега, жалобы земли, разбухшей от избытка воды. Май почувствовался сразу, стоило только Элис высунуть нос из дома. Природа будто разбогатела и расстелила зелeные ковры с пятнами мать-и-мачехи.

В школу Элис пошла в красном плаще и высоких сапогах. Вернулась домой перепачканная глиной, уставшая, но веселая Венок из мать-и-мачехи сполз на глаза. Горьковатый запах щипал нос. Апчхи! В портфеле подпрыгнул дневник с первой четверкой за полугодие. В школе начались годовые контрольные. С математикой Элис справилась сегодня неплохо. Могла бы написать лучше, если бы на уроках еe тетрадка не гуляла по классу. Все списывали. А вот сама она получила незаслуженно низкую оценку – в воспитательных целях.

Стряхнув с капюшона капли дождя, Элис поднялась по лестнице, открыла дверь. Хотя запирать такую гнилушку не имело смысла. Этот дом состарился лет шестьдесят тому назад. Всe разваливалось, рассыпалось. От сырости дом зарос мхом, плесенью и паутиной, которую Петрович старался не трогать. Говорил, что паутина скрепляет углы.

В прошлом году в комнате Элис провалился пол. Хорошо, что соседей не оказалось дома. Пришла комиссия, долго что-то писала, осторожно ступала, ни до чего не дотрагивалась. Потом сделали ремонт: посередине комнаты соседей установили подпорку. В комнате Элис аварийную зону обнесли красивыми лентами, а торчащие деревянные ребра перекрытий застелили половиком. Комиссия клятвенно пообещала, что ускорит строительство нового дома, которое непонятно почему затянулось на двадцать четыре года.

Холодильник задребезжал. Элис дернула дверцу морозилки и вынула пельмени. На плите в кастрюле уже булькала вода, и пельмени сварились быстро. Выловила шумовкой, выложила в тарелку, полила сметаной, решила поперчить. Потрясла грибок с приправой, но перец не посыпался. Так и есть, отверстия забились. Вилкой ковырнула дырку, раздался хруст. Крышка треснула пополам и раскололась.

Что дед будет ее ругать, сомнений не было, – он не любил убытки. Что делать с обломками? Элис повертела перечницу в руках. Надо бы «похоронить» ее в лесу, подальше. Может, дед и не заметит пропажи. Она быстро доела пельмени и вышла из барака.

На улице все так же моросил дождь. Элис накинула на голову капюшон и побрела к сараям. В загоне из сетки копошились цыплята. Самый крупный, заметив Элис, стал шустро бегать взад-вперед. Остальные последовали его примеру.