Юлия Лавряшина - Я не чёртик!

– Чего – такого? – не поняла она.

– Позорища… Тебе не противно с таким трусом общаться?

Зина так и задохнулась от возмущения:

– Никакой ты не трус! Просто он тебя застал врасплох. Любой испугался бы, если б такая зверюга набросилась. Даже взрослый! Я-то за забором была, и мне палка подвернулась. А тебе даже защищаться было нечем.

Уже повернувшись к ней, мальчишка ловил каждое слово, и лицо его светлело.

– Ты… правда так думаешь?

– Ну конечно! Я бы вообще скончалась от страха, если б он так напрыгнул…

– Он меня из-за Розочки невзлюбил, – вздохнул мальчишка. – Почему-то не ладит с ней, хотя она девочка.

– Твоя сестра? – попыталась угадать Зинка.

Он улыбнулся, и серые глаза его засветились:

– Не совсем. Хочешь, познакомлю? Меня, кстати, Валерой зовут.

– А меня Зинкой!

Свое имя она произносила с удовольствием. Ни у кого такого не было! В ялтинской школе уж точно, и Зинка надеялась, что и в этой не будет. Конечно, она и без того ото всех отличалась… Но хотелось быть особенной и в чем-то хорошем.

– Пошли? Будешь с Розочкой знакомиться?

Чуть забежав вперед, Валерка начал пятиться, разглядывая ее. А Зинка пыталась выковырять занозу из ладони – палка оказалась необтесанной.

– А вы тут как – на лето? Или насовсем?

– Насовсем, – она постаралась произнести это уверенно, чтобы и самой не сомневаться.

Он вдруг остановился:

– А ты чего хромаешь? Это Лорд тебя?!

Вытянув наконец крошечную щепочку, Зинка с облегчением перевела дух:

– А? Не, это у меня… Давно… Ну как давно? Короче, ничего особенного!

– А… больно?

– Ну да, – призналась Зинка. – Бывает. Особенно, когда очень долго хожу. Или в футбол поиграю.

Его эта фраза так и пригвоздила к месту.

– Ты?! Играешь в футбол?!

– А что такого? Я же не в сборной России играю.

– Но… ты же…

– Хромая? Я в курсе. Ну и что?

Несколько секунд Валерка разглядывал ее молча. Потом сильно мотнул головой, точно прогоняя наваждение:

– Ничего. Знаешь, ты классная!

И пристроился рядом. Может, ему просто не хотелось видеть, как она припадает на левую ногу, но Зинка запрещала себе так плохо думать о людях.

– А ты совсем не испугалась Лорда?

– Я не боюсь собак. – Зинке вспомнилась Герда, которую пришлось оставить маминым друзьям в Ялте, и у нее заныло сердце. – Я их люблю. У меня была далматинка… Но маме неудобно было сразу и ее к бабушке тащить. Тем более у нее кот – Макс… Ему могло не понравиться, что на его территорию собаку притащили…

– Это уж сто процентов!

– И потом – вдруг мы еще и сами не прижились бы?

– А вы прижились?

– Еще как! Бабушка у меня просто супер! – Зинка улыбнулась, представив ее. – И на собаку она согласилась бы, только Герда уже привыкла у маминых друзей… И они прямо плачут, просят не забирать ее… Мама говорит: нельзя их обижать, они же нас выручили. Но мы себе снова заведем! Может, снова далматинку… Как думаешь, маленького щеночка Макс примет?

Пропустив ее последние слова, Валерка угрюмо пробормотал:

– Везет тебе. А я никак не могу тут прижиться.

– Вы тоже недавно переехали? – обрадовалась Зина.

– Полгода.

– Уже полгода?! И ты до сих пор…

– Я в Москве родился, – перебил он. – И мама тоже. Мы – коренные москвичи, понимаешь? Нам эта деревенская жизнь на фиг не нужна! Одно название – коттеджный поселок… В этом Просторе одна малышня, даже поболтать не с кем. Хорошо хоть, ты появилась! А еще школа здесь…

– Ужасная? – Зинке захотелось заскулить: ей ведь тоже в сентябре придется тащиться в эту школу!

– Обыкновенная. Средняя школа… – Он усмехнулся: – Этим все сказано. А в Москве я в лицее учился. От Вышки.

– От какой вышки? В бассейне, что ли? Спортивная школа?

– Ты вообще?! От Высшей школы экономики. Не слышала про такую?

Казаться умнее, чем она есть, Зинка никогда не пыталась. А смысл? Рано или поздно это ведь вскроется!

– Не, не слышала.

– Ну ты даешь… Это же очень крутой вуз. Я туда поступать собирался.

– Передумал?

С досадой цокнув языком, Валерка одним рывком оторвал голову тимофеевке и скомкал ее в пальцах.

– Да кто меня теперь примет туда? Из какой-то поганой деревни…

– Да ладно тебе! – возмутилась Зинка. – Никакая она не поганая! Тут же такая красота… Я тоже по Ялте скучаю, но не ослепла же от этого.

Остановившись, он язвительно прищурился:

– Русское раздолье, да? Левитан? Ты прям как мой папа.

– А что с твоим папой? – поинтересовалась она осторожно.

Валерка швырнул растерзанную травинку на землю:

– Крыша у него поехала. Ему взбрело в голову, что он должен стать художником! В сорок лет бросил свой бизнес. Не совсем, конечно, часть производства сюда перевел. Купил здесь дом и перетащил нас в эту глушь.

– Как Гоген…

– Что?

– Поль Гоген, – уточнила Зинка. – Знаешь такого знаменитого художника? Он тоже бросил хорошую работу, в банке, кажется… А, нет! Он брокером был на бирже. Ну, в общем, какой-то ерундой занимался. А потом все это бросил. Жена с детьми сама от него ушла, потому что денег не стало.

Вздохнув, Валерка с опаской заметил:

– Как бы и моя не ушла.

– А Гоген уехал на Таити. Он там штук восемьдесят картин написал. Теперь они миллионы стоят!

– Так это теперь…

– Ну да. Мама говорит: слава пришла к нему после смерти.

– И кому она нужна после смерти?

Зинка кивнула:

– Никому. Но Гоген за славой и не гнался, ему просто в кайф было рисовать… Может, и твоему папе тоже?

– Класс! Он кайфует, а мы из-за него страдать должны.

– А ты прям сильно страдаешь?

– А ты как думаешь?! – внезапно разозлился он так, что щеки покрылись красными пятнами.

И пошел дальше слишком быстро, сердито размахивая руками. Зинке пришлось стиснуть зубы, чтобы поспеть за ним.

Спохватился Валерка, когда они миновали еще пару домов.

– Ой, извини! – Он смущенно посмотрел на ее ногу. – Я забыл.

– И хорошо, что забыл, – радостно отозвалась Зинка. – И не надо тебе об этом помнить все время. Не будешь?

Помолчав, он усмехнулся как-то вбок:

– Легко! Я уже забыл про это.

От Валеркиного «кубика» их дом отделяло метров сто. И как это они раньше не увиделись? Наверное, потому, что забор его окружал высоченный, из-за него и захочешь – ничего не разглядишь.

Зинке немедленно захотелось забраться на плоскую крышу, растянуться там, как на морском берегу, и смотреть в небо долго-долго… Почему-то она не сомневалась, что ей удастся воспарить и над этой крышей; и над маленьким селом Светлое на берегу реки, внутри которого построили их Простор; и надо всем Подмосковьем, пока не ставшим ей родным. Облака поделятся с ней белыми крыльями, чтобы она превратилась в чайку и унеслась к своему любимому теплому морю.