Кристине Нёстлингер - Ильза Янда, лет - четырнадцать

– Но позвольте... – выкрикнула совет­ница.

– Нет, не позволю! – сказала бабушка. – Ваша невестка и моя невестка, она ведь даже не замечает, кто рядом с ней живет! Что это за дети! – Бабушка немного помолчала. – О, разумеется, номер обуви, и размер одеж­ды, и вес – все это она знает. Но больше она не знает ровно ничего!

– Этого вы не можете утверждать, – возмущалась советница. – Это неправда!

– Нет, я могу это утверждать! – не уни­малась бабушка. – Сперва она выходит за­муж, рожает детей, потому что это обычное дело, когда выходят замуж. А потом появля­ются трудности, она их не выдерживает, и тогда она разводится. Хотят этого дети или не хотят – кто их об этом спрашивает? И вот дети попадают к бабушке и живут у нее больше двух лет. В один прекрасный день она является и говорит, что снова выходит замуж. А дети? Дети должны теперь уйти от бабушки. Она их забирает! И опять не спра­шивает, хотят они того или не хотят. И тут они получают новенького папу. Хотят они того или не хотят, об этом опять же никто не спрашивает. Нет, они должны держать язык за зубами и быть послушными. Вот и все. – Бабушка волновалась все сильнее.– Ну вот, они и были очень послушными. Все время были послушными! Как они все это пережили и переработали в себе, что они при этом думали, об этом их никто не спрашивает. А раз никто не спрашивает, значит, никто и не знает, что с ними происходит!

Теперь бабушка, как видно, исчерпала свой запас красноречия, и советнице удалось ее перебить.

– Ну хорошо, – сказала она. – Развод, вто­рой брак и все такое прочее – это дело известное. Тут есть свои сложности с детьми.

– Тут у детей свои сложности, – поправи­ла бабушка.

– Так вот, действительно, у детей свои сложности,– продолжала советница. – Но это еще не причина убегать на край света с братом какого-то трактирщика.

– Во всяком случае, это лучше, чем по­кончить с собой. Как вы считаете? – сказала бабушка.

Советница поглядела на нее с испугом.

– Ну, об этом никто не говорит!

– Нет, – сказала бабушка. – Об этом во­обще не говорят. О таких вещах говорить не принято.

– Вы переворачиваете мои слова!

Советница снова обиженно поджала губы.

– Я и не думала переворачивать ваши слова, – сказала бабушка, – я только хотела вам объяснить, что...

– Что вы хотели мне объяснить?

– Что Ильза искала кого-нибудь, кто бы ее любил, кто бы к ней хорошо относился, интересовался ею, понимаете – кто любил бы ее.

– Ну, тогда она нашла как раз подходя­щего, – выкрикнула советница.

– Нет, она не нашла подходящего, – громко сказала бабушка. – Она и не могла его найти. В четырнадцать лет вообще трудно выбрать правильный путь. Да и как она мог­ла знать, кто настоящий. Был с ней кто-нибудь рядом, кого она могла бы спро­сить?

Я чихнула, а советница промолчала. Я чихала не переставая.

– У нее жар, – сказала советница.

– Температура немного повышена, – ска­зала бабушка, пощупав мой лоб.

Потом бабушка и советница стали вместе искать градусник.

По-моему, они были даже рады, что могут поговорить о чем-то другом – не об Ильзе. Они нашли градусник и сунули его мне под мышку. Когда бабушка расстегивала мне ворот, у меня опять вся кожа сделалась в мурашках.

Бабушка ошиблась. Температура у меня была не «немного повышена», а больше трид­цати девяти. Обе они сказали, чтобы я ложи­лась в постель. Я не хотела, но, когда совет­ница и бабушка выступают заодно, тут уж сопротивление бесполезно.

– Я подожду, пока вернется мама, – протестовала я.

Ты можешь ждать маму и в посте­ли, – сказали бабушка с советницей в один голос.

Они потащили меня в комнату и помогли мне раздеться. Советница снимала колготки с одной ноги, а бабушка с другой. Тут мне стало ясно, почему Татьяна всегда так ревет, когда ее раздевают и одевают.

Бабушка осталась со мной в комнате. Советница пошла на кухню готовить обед. Бабушка села ко мне на кровать и сказала:

– Мама наверняка скоро придет.

Мамы уже час как не было.

Я все чихала да еще и кашлять начала. Глаза у меня болели – прямо горели.

Советница принесла мне чашку препротив­ного чаю. Я не хотела его пить. Я сказала бабушке, чтобы она сама заварила мне чай. У нее получается гораздо вкуснее. Бабушка попробовала чай и сказала, что я дуреха. Этот чай, по ее мнению, был на вкус точно такой же, как и у нее. Если мне не нравится этот чай, значит, я вообще с предубежде­нием отношусь ко всему, что исходит от советницы.

– Потому что она просто ужасная, – сказала я тихо.

– По чаю этого незаметно, – сказала ба­бушка тоже шепотом.

Потом вернулась мама, и вместе с ней пришел Курт. Мама позвонила из трактира Курту в редакцию, и он приехал прямо туда. Мама с трактирщиком вообще, как видно, много куда звонили по телефону, потому что мама все рассказывала бабушке и совет­нице про разные телефонные звонки.

– Потом мы позвонили другу этого Эрвина в Венецию, и он дал нам номер телефона того человека во Флоренции.

И еще:

– Потом мы позвонили во Флоренцию, а он дал нам, оказывается, неправильное название гостиницы. Но мы позвонили ему еще раз, и только тогда узнали все точно.

И еще:

– Тут нам сказали, что этого Эрвина яко­бы нет сейчас в номере, но трактирщик про­сил ему передать, что это безумно важно и пусть его брат, как только его найдут, сразу ему позвонит!

И еще:

– Потом мы все сидели и ждали. А потом опять туда позвонили. И застали его!

– Ну и что? Говорили вы с Ильзой? – спросила бабушка.

– Она не захотела с нами разговари­вать, – сказал Курт.

– Ну, а что сказал этот брат, этот Эрвин? Он-то что сказал? – спросила советница.

– Не очень-то много он сказал! – зло усмехнулся Курт. – Сказал то, что они всег­да говорят. Он якобы не имел ни малейшего представления, что ей нет еще даже шест­надцати, и думал, что родители ей разреши­ли. Она, мол, ему так сказала. И вообще она ему якобы наговорила множество самых не­вероятных вещей. И этому трактирщику тоже. Что ей уже семнадцать, что живет она здесь у старой тетки, а родители ее живут в Тироле, а эта старая тетка глухая и почти совсем слепая, и еще бог знает что! Напри­мер, даже что она якобы уже почти абиту­риентка.

– Нет, уж этого она наверняка не гово­рила, – резко сказала мама, – такое она ни­как не могла сказать!

– Почему не могла? – Бабушка опять уже терла свою переносицу.

– Ну для чего бы она ему это сказала?

– Чтобы он ее любил, – сказала бабуш­ка, – чтобы он не ушел от нее. Неужели ты думаешь, что красивый молодой человек, к тому же еще с деньгами и с машиной, на­столько глуп, чтобы связываться с четыр­надцатилетней? Да еще с такой четырнад­цатилетней, у которой родители за каждым шагом следят? Неужели ты думаешь, что та­кому, как он, это интересно? – Бабушка не­добро рассмеялась. – Он, скорее всего, ска­жет: «Нет, нет, спасибо!» Потому что ему нетрудно найти себе такую же красивую, покладистую, глупую куколку, только стар­ше шестнадцати лет. И ведь с ней никаких хлопот!