Леонид Шестаков - Всадники

Музыка смолкла, но она еще звучит в Севке. Храпят ошалелые кони, свистит в Севкиной руке кнут, пулеметчик Федор Дроздов припал к «максиму»: та-та-та-та!

— Что ты стоишь тут, мальчик?

Очнулся Севка. Из отворенной калитки на него смотрит высокая седая женщина.

— Это вы играли? — спросил.

— Я.

— А на чем?

— На рояле, мальчик. Я рада, если тебе понравилось. Хочешь еще послушать?

— Ага!

— Так заходи, пожалуйста!

Сняв у порога шлем, Севка вошел в маленький домик, опасаясь, как бы не затоптать лаптями крашеный пол.

— Вот он, волшебник! — указала старушка на рояль. — Ты разве никогда не видел?

— Нет.

Пальцы ударили по клавишам, взлетели вверх, снова упали. И Севка позабыл все на свете. Теперь ему почудилось, что оказался он в своем поселке. Вернее, на лугу, возле речки, которая протекает через поселок. Кузнечики в траве стрекочут, журчит на перекате вода, порхают бабочки, пчелы, звеня, садятся на цветы, а стремительные ласточки так и режут небо… И нет ни войны, ни забитых вокзалов, ни голода, ни болезней. Есть только радость.

— Это Чайковский, — будто сквозь сон слышит Севка. — Еще играть?

— Нет! — спохватился он. — Спасибо… Вот если б вы позволили в другой раз прийти…

Шел Севка обратной дорогой к бане — словно нес на себе тяжелый груз. Музыка музыкой, а Зина-то одна. Что подумает, когда проснется? Клава небось нянчилась с Севкой, как с маленьким. А он? Может, ей уже получше? Хоть бы выздоровела!

Нет, не лучше. Солому как положил поверх пальто — так и лежит.

— Болит? — подошел он на цыпочках к Зине. — Да ты никак плакала?

— Ну и плакала! Где ты был?

— Ходил другую квартиру присматривать, — соврал Севка.

— Зачем?

— Тут тебе нельзя. Грязно… Вот если б согласилась одна старушка. Она мне на рояле играла. Еленой Ивановной зовут.

— На рояле? — удивилась Зина. — Какой ты счастливый! Эх, мне бы послушать.

— Зачем же слушать, раз ты сама умеешь? Выздоровеешь и сыграешь… Этого… Чайловского.

— Чайковского! — поправила Зина. — Думаешь, сыграю? А если это тиф?

— Вот выдумала! — прикрикнул Севка. — Так уж и тиф. Есть еще испанка… да мало ли всякой хворобы!

— Правда? А ты меня не бросишь одну?

«Догадалась!» — подумал Севка. Уши как огнем охватило и некуда деть глаза. Но пересилил себя.

— Да ты что? Как же я тебя брошу? Это ж надо быть… как те шкеты… На-ка вот, пожуй лепешку.

Зине совсем не хотелось есть. Но, чтоб не обидеть Севку, взяла лепешку, откусила, долго-долго жевала и с усилием проглотила.

— Вкусная! — прошептала Зина. — Только сейчас не хочу. Когда захочу — съем. Ладно? Я лучше подремлю…

Задумался Севка. Никогда еще на него не сваливалось такой беды. Ну, было в дороге трудно, так он же один. А теперь приходится думать за двоих. Самому жить негде, и есть нечего, и надо ехать, а как быть с Зиной? Ей ведь особенная пища нужна. И квартира. Чтобы чисто, тепло. Вот если бы у Севки были деньги… Ну, положим, можно продать бумажник, дядя Мирон простит. А больше что продать? Платок, так он теперь Зине нужен, градусник — тоже. Полушубок-то не продашь… Пойти разве к той бабушке? Не поможет, так хоть посоветует.

Снова Севка у знакомого домика на окраинной улице Тюмени. Вышла к нему Елена Ивановна, удивилась:

— Так быстро по музыке соскучился?

— Нет, бабушка, я не за музыкой…

Рядом с этой старой женщиной он почувствовал себя таким маленьким, таким беспомощным, глупым и жалким, как когда-то рядом с матерью. Слезы выкатились сами собой и поползли по щекам, как ни сдерживал их Севка.

— П-посоветуйте, б-бабушка!

— Успокойся, детка! Может, твоей беде помочь можно… Ты расскажи. Пойдем в дом.

Кое-как успокоился Севка и рассказал все начистоту. Умолчал лишь, куда следовал эскадрон, потому что военная тайна. И про полушубок — это к делу не относилось.

— Мне что! — закончил он. — Найду эскадрон — и при деле. А вот с Зиной как быть? Пусть не родная она мне, но ведь не бросить.

— Не бросить! — кивнула старушка. — Как же нам быть? Больницы теперь переполнены, да и уход там плохой, и питание. Если ко мне? Мы, правда, еще не знаем, что у нее за болезнь. Но если и тиф, я не боюсь, сама перенесла. Ну, и присмотрела бы за Зиной не так, конечно, как в бараках. А вот с питанием? Я ведь бывшая учительница гимназии. Продаю вещи — тем и живу. Первое время еще ладно. Пока человек болен, ему не много нужно. А начнет поправляться, тут уж подавай. Надо все легкое, свежее — все самое лучшее.

— Дальше-то я что-нибудь придумаю, — пообещал Севка. — А вот на первое бы время? Чтоб ей там не быть, на чердаке.

Елена Ивановна всей душой хотела помочь этим попавшим в беду ребятишкам. Охотно поверила она в искренность Севкиного обещания. Но твердо знала и другое: еда не сказка, ее не придумаешь!

— Хорошо, Сева, — наконец согласилась старая женщина. — А как же мы доставим сюда Зину? Я знаю, где баня. Это не близко.

— То уж моя забота! — вскочил с табуретки счастливый Севка. — Я мигом! — Нахлобучил шлем и выскочил за дверь.

Уже смеркалось, когда запыхавшийся Севка ввалился на чердак.

— Идем, Зина, я тебе такую квартиру нашел!

— Мне ведь не дойти, — смутилась Зина.

— И не надо. Донесу!

— Подожди, дай чуть-чуть отдохнуть. Слушай, вот я лежала и думала: сама виновата! Убежала, а теперь не увижу ни Клаву, ни маму.

— Да брось ты! Теперь-то беспременно поправишься. Там знаешь какая старушка? Учительница гимназии. Это тебе не чердак.

Севка повязал Зине Клавин платок, надел на нее пальто и встал рядом на четвереньки.

— Берись за шею, полезай на спину! Вот так… А теперь пошли.

Встал и понес Зину по скрипучей лестнице вниз, радуясь, что навсегда покидает это постылое место.

Свалилась с Севки одна забота, навалилась другая. Пообещал он сгоряча Елене Ивановне что-то придумать. Но вот уже неделя на исходе, а он еще ничего не придумал. Зине-то теперь хорошо: лежит в отдельной комнате, в мягкой и чистой постели. Елена Ивановна вымыла и остригла Зину. Она же поит ее с ложечки сладким чаем с сухарями — ничего другого больная есть не может. Временами Зине становится чуть полегче, и тогда она просит поиграть для нее на рояле. Старушка отворит дверь и играет.

Но каково Севке? Он-то ведь обещал!

С утра натаскает из колодца воды, принесет из сарая дров для плиты, наколет лучины для растопки, заглянет к Зине сквозь узенькую щелочку двери — и вон из дому. Целый день его нет.

Ходит Севка по городу из конца в конец в поисках какого-нибудь заработка. Где только не побывал! Но никто не нуждается в его услугах. Разве что перепадет ему мелкая работенка за тарелку щей.