Юрий Третьяков - Толстый мальчишка Глеб

— Он испугался, когда его палкой шевелили…

— Отойди, не загораживай!..

— Ты подставь ногу ему к носу, тогда он вопьется!..

У Глеба сначала покраснели уши, потом щеки, потом шея, потом спина… Он приблизил ногу к самому волосу.

Волос не замечал.

Глеб слегка коснулся его ногой. Волос начал извиваться сильнее, но никакого намерения впиваться не проявил…

— Это вы его испугали: орут, галдят! — прикрикнул на своих подчиненных Гусь. — Отойдите все подальше! Дальше, дальше давай! Вон там встаньте!

Сам он остался на месте, чтобы командовать:

— Ну-ка, поддень его пальцем от ноги!

Глеб поддел.

— Ну как?.. — шепотом спросил кто-то из зрителей, которые помаленьку продвигались все ближе и ближе.

— Никак… — тоже шепотом ответил Гусь. — Сильней зацепляй!..

Глеб зацепил посильнее, волос вдруг быстрым сильным, движением обвился вокруг ноги, и Гусь панически вскрикнул:

— Есть! Обвился!

Все шарахнулись к самой луже.

Но волос тотчас развился, будто теплая нога была ему противна, и сделал неуклюжую попытку отплыть.

Глеб выпучил глаза еще страшнее, чем когда они с Мишаней терли уши, и поддел его еще раз.

Волос только извивался, норовя удрать.

Тогда Глеб нагнулся, взял его рукой, вынул из воды, а потрясенные гусиновцы увидели, что волос, обвив палец, больше ничего не делает.

Постепенно краснота сходила со спины, шеи и щек Глеба. Он обтер потный лоб одной рукой, а другой торжественно провел волосом мимо носов отшатнувшихся гусиновцев.

Первым пришел в себя атаман Гусь. Он захихикал и прикоснулся к волосу так, будто дотрагивался до горячего или боялся, что его ударит током, и тотчас отдернул руку. Потом, осмелев, задержал палец, потом взял волос двумя пальцами за кончик, радостно сообщив всем:

— Жесткий, сволочь!..

В восторге он поймал Братца Кролика за шею и начал совать волос ему в лицо, приговаривая:

— Поешь, поешь своего волоса, зайчиная твоя голова!..

Братец Кролик извивался не хуже волоса, отмахивался и визжал самым что ни есть заячьим голосом.

К ним подскакал Лаптяня, требуя:

— Дай потрогать!

За Лаптяней и остальные гусиновцы разом пожелали своими руками потрогать не страшный теперь волос.

Они стадом ринулись к атаману, и вокруг него началась свалка. Слышалось кряхтенье, сопенье, ойканье и крики:

— Дай сюда!

— Пусти, я!

— Отойди!

— Пусти, а то локтем!

— Не тяни, убью!

И когда общая мала-куча рассыпалась, от волоса осталось лишь несколько кусочков, вывалянных в песке.

Гусь подобрал один кусочек, посмотрел и бросил, укоризненно сказав подчиненным:

— Эх вы, собаки!.. Я его хотел в банку посадить для испуга всяких отсталых людей, а вам не только смирного какого волоса — крокодила нельзя показывать, а то вы его в клочки разорвете, как одичалые какие… Пошли. Глеб, купаться!..

Гусиновское солнце пекло, словно хотело показать приезжему сибиряку, что на Гусиновке жара может быть не хуже, чем в самых жарких странах. Все гусиновцы жадно подставляли под нее спины и животы, а когда терпеть становилось невмоготу, бежали окунаться в яму, ныряя туда на разные затейливые лады: и вниз головой, и вниз ногами, и спиной вперед, а кое-кто и животом об воду, — показывали перед Глебом свое молодечество и удаль.

При этом больше всех отличался Лаптяня, скача на одной ноге.

Сам Гусь сидел на своем троне и играл на Музыкантовой трубе, издавая такие отвратительные вопли, что даже сам удивлялся — переставал играть, оглядывал слушателей и покачивал головой: ну и ну… Потом спрашивал у Музыканта:

— Похоже?

— Сойдет… — равнодушно отвечал Музыкант, валяясь на отмели, как наполовину вытащенная из воды рыба. — Главное, дуди громче, чтоб дома слышали… Они не разберут: гаммы это или кто просто так дудит… Мало кто в этом деле разбирается! Теперь буду сюда ходить заниматься, а то дома житья не дают… Во двор выйдешь — соседи уже два раза приходили ругаться. В доме — сестра терпеть не может, подготовляется в институт, злющая, как кошка!.. Если устанешь, дай кому другому подудеть… Главное, чтоб дома слышали, как я занимаюсь… Да слюней внутрь не напусти!.. Это тебе все ж таки не дудка, а инструмент!..

Глеб, однако, в речку не лез. Бледный, незагорелый, он расхаживал по отмели, всматриваясь в воду.

— Эй, Глеб, иди с нами! — звали его.

— Подождите… — отвечал Глеб. — Скоро начну…

— Чего ты там ищешь?

— Да вот смотрю… нет ли тут какого еще волоса… Хочу живого поймать…

Обиженный Братец Кролик сидел отдельно и поминутно трогал пальцем лицо в том месте, где его касался волос, как бы проверяя, не торчит ли оттуда его кончик…

— В незнакомой воде я не люблю купаться… — оправдывался Глеб.

Гусь спросил у Мишани:

— А он плавать умеет?

— Почем я знаю… Я с ним только вчера познакомился… Не ушел еще обо всем расспросить… Знаю только, что в тайге жил… С ястребом… И собака с ними — волкодав страшенный…

Братец Кролик оживился и придвинулся ближе.

— А им плавать и не нужно научаться… — вмешался он в разговор. — Они и так не тонут…

— Кто «они»?

— Да жирные эти… Они не тонут… Любой знает… Плавают себе сверху, как пузырь…

— Чего клеишь! — не поверил Гусь. — Ты, Кролик, брехун известный.

— Не клею, а верно говорю! Жир ведь легче воды? Почему масло всплывает? Еще и в школе проходят, закон Архимеда, а не брехун!..

Гусь что-то сообразил и просиял:

— Это ты верно… Как же я забыл? Пару я по этому самому закону схватывал! Барометр тогда сказал еще: «Ты, — говорит, — Гусев, форменный оболтус!..» А по мне — пускай!..

Братец Кролик заерзал, привстал, как заяц на задние лапки, глаза еще больше округлились, уши задвигались, и он таинственно зашептал:

— Можно для интереса опыт произвести!..

— Как?

— Закинуть его в воду на глубокое…

— А если он потонет, теть Нюше что скажем? — попробовал возразить Мишаня.

— А если увидим — начал тонуть, Лаптяня его вытащит!.. Он уж скольких вытаскивал! Эй, Лаптяня!..

Известный спасатель Лаптяня прискакал:

— Ну, чего вы меня обеспокаиваете?..

— Сможешь жирного вытащить, если начнет тонуть? Мы подмогнем!.. — спросил Гусь.

— Мне помогать нечего, я и один вытащу! — гордо сказал Лаптяня. — Подумаешь… не таких вытаскивал!.. Шестеро у меня уже насчитываются!.. Когда маленькую Маринку спасал, она в меня так вцепилась, что сам было не утоп! Обвила меня ногами… А почему он должен тонуть?..

— А мы его сейчас спихнем!..

Быстро были произведены нужные приготовления: выбрано подходящее место, Лаптяня занял свой пост на бугорке, делая при этом вид, что любуется красотами речки Гусиновки, всем остальным потихоньку шепнули о готовящейся потехе, чтоб никто потом не обижался, что ему не сказали и он прозевал…