Анатолий Мошковский - Взрыв у моря

Он увидел, как в «Волге» открылись дверцы, услышал, как она громко засигналила, и наконец грузовик остановился, и тогда на шоссе появились Николай Тимофеевич, тетя Леля, Люда, Сашка. Они бежали к нему. Костя бросился в поле, к виноградникам, которые начинались неподалеку.

Они хотели вернуть его, звали, обещали что-то, а он не слушал их и убегал.

Потом фигуры на шоссе остановились. Тогда и Костя остановился. И лишь, видно, поняв, что ничего страшного с ним не случилось, что он не даст себя поймать и уговорить уехать с ними, они пошли назад. И здесь Костя почему-то вспомнил про свою шариковую ручку, про перо грифа, которое собирался подарить сегодня Люде. Он поспешно вынул его из бокового кармана, переломил и кинул в сторону. Широкое, темно-коричневое перо, планируя, описало дугу и уткнулось в землю. Все… С этим покончено! Он никогда больше не придет к ним во двор, не поднимется в их комнату, а встретит ее нечаянно на улице — отвернется и убежит!.. Костя подождал, пока обе машины не укатили, тщательно утер лицо, высморкался, еще немного подождал, и на первой же попутке с ящиками совхозных яблок поехал в Скалистый.

Приехав в город, Костя вылез и встал у края автострады. Он уже не прятался, не шарахался от всех такси. Он стоял и ждал отцовскую машину цвета морской волны — сегодня он был на линии. Костя помнил ее номер, но если бы номер был даже заляпан грязью, а машину перекрасили в другой цвет, и тогда бы Костя узнал ее по каким-то одному ему известным приметам.

Так он часа два бродил возле автострады и, если замечал впереди такси, сворачивавшее в улицы и проулки, мчался к нему.

Отцовской машины нигде не было.

Тогда Костя пошел к рынку — таксисты охотно подкидывают туда клиентов с товарами, Костя долго стоял там, видел много подъезжавших и уезжавших такси со знакомыми водителями, подходил и расспрашивал у них про отца. Как назло, никто из водителей не встречал его.

Отчаявшись, Костя повернул от рынка и внезапно увидел отцовскую машину: она ехала навстречу ему. В первое мгновение он не поверил своим глазам.

Костя ринулся наперерез к машине, точно решил кончить жизнь под ее колесами. И может, угодил бы под них, если бы отец, пронзительно проскрежетав тормозами, не остановил машину. И тогда Костя подлетел к нему и сколько было сил и голоса закричал:

— Я презираю! Я ненавижу тебя!

И, повернувшись от отца, быстро пошел по тротуару.

Он ничего больше не слышал, кроме тугой, сгустившейся тишины и оглушительно бьющегося собственного сердца. Скоро к этому стуку подметался посторонний звук, и Костя понял, что это топот ног. Он услышал за своей спиной сбивчивый отцовский голос:

— Костя, постой… Остановись!

Костя шел дальше. Голос раздался громче, топот ног — ближе. И тогда Костя побежал. Свернул в проулок, потом в другой, кинулся за каменный сарай и притаился. Осторожно выглянул: в проулке никого не было. Костя подождал немного — отец не появлялся — и снова вышел на Центральную улицу.

Костя шел, с силой вдавливая в асфальт тротуара каблуки туфель. Он не знал, куда идти и что делать. Все ему было безразлично. Дома делать больше нечего — это ясно. Но дедушка и мама должны были совершенно точно знать, в чем дело. Лучше всего поговорить с мамой.

Сейчас она должна быть в «Глицинии», и Костя двинулся к гостинице. Мама сидела в своем закутке с дощечкой «Мест нет», а возле нее стоял Леня в серых шортиках и белых носочках и о чем-то говорил с ней. Мама, как всегда, аккуратно и ярко одетая, улыбалась ему, и они громко, заразительно смеялись. Костя стремительно подошел к ним и крикнул:

— Я… Я больше не могу и не хочу… Хватит!

С лица мамы исчезла улыбка, и лицо стало плоское и бледное.

— Ты… Ты что, Костя? — испуганно спросила она. — Что с тобой?

— Отец… Он поставил им старый диск сцепления, и он уже вышел из строя! — выпалил Костя, он задыхался и чувствовал, как еще сильней и невыносимей давит изнутри.

— Какой диск сцепления? — часто заморгала мама. — Кто ставил его? И почему он вышел?

— Отец! У ленинградцев!

— Ах, это у той машины, которую он взялся ремонтировать?

— Да! У той! Как он мог! — бессвязно выкрикивал Костя. — Ему поручили, на него надеялись, а он обманул всех!

— Костя, — сказала мама, и кровь стала медленно и неуверенно возвращаться к ее лицу. — Все ведь случается, поверь — папа не нарочно это…

— Нет, нарочно! — выдохнул Костя. — Ты его не знаешь! Он хотел, чтоб побыстрей и повыгодней…

Мама стала растерянно оглядываться по сторонам, подкрашенные губы ее жалко тряслись, люди с чемоданами в вестибюле прислушивались к ним, и она оборвала его:

— Как тебе не стыдно такое говорить!

Ее тут же поддержал Леня:

— Что он суется не в свое дело? Все ему плохо… Уже на папу нападает!

Леня был против него — это ясно, чего еще ждать от него? И чего ждать от мамы с ее вечной суетой, неуверенностью и страхом? И Костя тихо и четко сказал:

— Считайте, как хотите… Вы меня больше не увидите… Все. — И медленно пошел к дверям.

— Еще грозит! — крикнул Леня. — Все скажу папе… Прибежишь к нам, как миленький прибежишь, извиняться будешь…

— Леня, замолчи! — Мама стала еще что-то говорить, но Костя уже не слышал: он выбежал на улицу. И громко хлопнувшая за его спиной тугая дверь разделила, перерезала всю его жизнь на две части: на ту, которая была секунду назад, и на ту, которую еще предстоит ему прожить. Костя пошел, потом побежал через двор с фонтаном, еще сам не зная куда и зачем. Глянул случайно на свои часы, и все его нутро внезапно наполнилось злостью. Он стал расстегивать черный нейлоновый крученый ремешок, чтоб хлопнуть их об асфальт, чтоб они разлетелись на десятки частей — все зло от них, от того, что отец ему давал и дарил. Не нужно ему ничего отцовского… Ничего!

От спешки и нетерпения шпенек на пряжке никак не вылезал из дырочки на ремешке, и Костя замешкался. Горячка прошла, и он спохватился: нет, разбивать их нельзя. Часы можно продать и на вырученные деньги некоторое время жить и покупать еду.

Костя пошел — подальше от этой «Глицинии» и своего дома. Он никого не хотел видеть сейчас. Он ушел в глубь сквера — сквер начинался у небольшого фотоателье, забился на самую дальнюю скамью и стал думать, что делать дальше.

В узком карманчике возле пряжки ремня у него хранился НЗ — неприкосновенный запас, аккуратно сложенный рубль, а в кармане брюк оказалось двадцать три копейки мелочью. Костя решил, что с этой минуты нужно экономить и есть как можно меньше.

Перед вечером он купил у лотошницы три пирожка с капустой и съел. Вечером стал думать о ночевке. Ночи еще не холодные, и, конечно же, можно переночевать на море, под перевернутой рыбацкой лодкой или в фелюге. И все-таки под лодкой могут найти, а до фелюги нужно добираться по воде. А это не просто. Можно было, наконец, попросить пустить переночевать какого-нибудь приятеля. Эту возможность Костя тоже отбросил, потому что начались бы вопросы: почему да отчего, и его родители могли б узнать обо всем.