Тальбот Рид - Старшины Вильбайской школы

Но странно сказать, именно сознание этой общей неприязни больше всего поддерживало в нем решимость оставаться старшиной. Если б только он мог научиться действовать с большей уверенностью! Но мог ли он надеяться на это после своей постыдной утренней неудачи? Не думал Риддель в ту минуту, что это было ничто в сравнении с теми неудачами, какие должны были последовать за ней в тот же злополучный день…

Не успел он придти после первых уроков в свою комнату, где рассчитывал отдохнуть и собраться с мыслями, как к нему влетел Джилькс и, проговорив залпом: «Риддель, в четвертом классе драка: идите разнимать», исчез. В том состоянии, в каком находился Риддель, это известие подействовало на него почти так, как если бы в комнату влетела бомба. Драка в четвертом классе — самом центре «чистилища», где каждый был вдвое сильнее Ридделя и где самому Виндгаму не всегда удавалось держать своих подданных в должных границах… Чуть не с содроганием надел Риддель свою шапку и отправился в четвертый класс…

Донесение Джилькса было несомненно верно, ибо за целый коридор до места драки Риддель услышал возню и крики. Весьма вероятно, что это была обыкновенная драка, какие часто случались в «чистилище», но могло быть и то, что ее затеяли нарочно, чтобы досадить старшине. Так или иначе, но прекратить беспорядок было необходимо, и при мысли, что он идет прекращать драку, Ридделю стало так смешно, что он чуть не расхохотался… Он отворил дверь в четвертый класс. Благодаря шуму и пыли его не заметили.

В комнате гул стоял от крика; кричали все, но разобрать, из-за чего ссорятся, было невозможно. Обе воюющие стороны были возбуждены до последней степени. Было ясно, что дерутся не в шутку, а серьезно. Перед Ридделем встал вопрос: как прекратить драку? Перекричать дерущихся было немыслимо, броситься между ними — опасно. Оставалось, по-видимому, одно: стоять и ждать, пока они не угомонятся… Нет, его долг прекратить этот гвалт, чего бы это ему ни стоило! Пользуясь минутой сравнительной тишины, Риддель подошел к одному мальчику, который был, по-видимому, предводителем одной из воюющих сторон, потому что кричал и размахивал руками больше всех. Мальчик сперва не заметил Ридделя, а когда заметил, то принял его за одного из своих врагов: он бросился на него и, прежде чем тот успел опомниться, сшиб его с ног; ряды сомкнулись, и битва закипела с прежней силой…

Трудно сказать, какова была бы участь Ридделя, если б громкий крик: «Стойте! Человек на полу!», не прекратил военных действий. В Вильбайской школе такой крик всегда производил действие даже на самых отчаянных. Все остановились, выжидая, чтобы упавший встал на ноги…

Странное зрелище представлял старшина, когда поднялся с полу: весь в пыли, бледный, он походил не на себя, а скорее на свой призрак, за который и приняли его, кажется, мальчики, пораженные его таинственным появлением. Но когда они узнали его и догадались, зачем он пришел, в комнате поднялся оглушительный хохот, за которым ссора была совершенно забыта. Риддель стоял среди толпы, и звуки голосов и смеха доносились до него, как сквозь сон.

— Посмотрите вы на него! На что он похож? Откуда он взялся?

Шалуны облепили старшину и принялись его чистить, сопровождая свои неистовые услуги таким же неистовым весельем. Риддель отделался наконец от них и вышел из толпы.

— Не надо, пустите меня… Я пришел только сказать, что вы слишком шумите, что так нельзя и…

Громкий смех покрыл конец его фразы. Ему оставалось одно: уйти как можно скорее, что он и сделал. В коридоре он встретил Блумфильда, Вибберлея и Гема, спешивших на место драки, которая возобновилась, как только старшина вышел за дверь. Все трое проводили его презрительным взглядом, и он слышал, как Блумфильд крикнул на бегу товарищам: «Кто-нибудь должен прекратить этот гвалт, а то нам достанется от директора», на что Вибберлей ответил: «Идем скорее, тебя они послушаются».

И действительно, через пять минут шум и крики стихли и больше не возобновлялись.

— Что сделал Блумфильд, когда пришел к вам сегодня поутру? — спросил Риддель вечером Виндгама, младшего брата бывшего старшины.

Виндгам-младший был в четвертом классе, и ради его брата Риддель принимал в нем большое участие. Он предложил ему готовить с ним по вечерам уроки, для чего Виндгам приходил к нему почти каждый вечер.

— Он надрал уши Ваткинсу и Катермолю и пригрозил, что запретит нам играть в крикет, если мы подеремся еще раз, — отвечал Виндгам, бывший в числе сражавшихся.

Ответ был неутешительный. «Надрал уши и пригрозил запретить играть в крикет»… Позволь себе Риддель что-нибудь подобное, его бы на смех подняли… Затруднения и неприятности его настоящего положения, прошедшие перед ним утром, как в тумане, теперь сгустились в черную тучу. Все его страхи стали действительностью. Теперь доказано, и это вне всяких сомнений, что он не может быть старшиной. Не безумие ли с его стороны упорствовать долее? Не проще ли сейчас же отказаться от непосильного бремени?..

Но Риддель не отказался от старшинства и на этот раз, и вот почему. Самой выдающейся чертой его характера была гордость — не та гордость, которая заставляет человека считать себя лучше других, но та, которая не терпит посторонней помощи и с которой человек не признает себя побежденным даже и тогда, когда все находят, что он побежден. Вот почему Риддель твердо решился остаться старшиной.

Парламент был старинным учреждением в Вильбайской школе. Почетные, седовласые вильбайцы, беседуя между собой о далеких школьных днях, часто вспоминают свои подвиги в школьной «палате», когда еще Пилигрю, впоследствии министр двора, внес свое знаменитое предложение о том, чтобы просить директора о прибавке патоки в воскресный пудинг. Вспоминая счастливые дни своего детства и игру в парламент, старики радуются, что игра эта процветает в Вильбае и поныне.

Конечно, директор школы и учителя все знали об игре в парламент и допускали ее, но на заседания не являлись. Относительно обсуждаемых на заседаниях вопросов и способов и времени их обсуждения не было никаких запрещений, лишь бы не нарушались школьные правила.

Ход заседаний был всецело в руках воспитанников, которые выбирали министров и других должностных лиц и вносили ежегодно по шести пенсов каждый за право считаться членом высокого собрания. Заседания происходили по известным правилам, переходившим по преданию и по возможности приближавшимся к правилам заседаний настоящего парламента или палаты. Предполагалось, что каждый член является представителем города или местечка, и немало приходилось палате рыться в учебниках географии и атласах, для того чтобы добыть места всем своим членам. Были, как водится, партия министров и партия оппозиции; только министров собрание выбирало в начале каждой сессии. Каждый министр назывался соответственно занимаемой им должности. Были: первый министр, министр внутренних дел, морской министр и т. д.