Яков Ершов - Витя Коробков - пионер, партизан

— Ты чей же, мальчик? — прервал он свое раздумье.

— Я? Айвазовский. Может, знаете?

— Нет, не знаю. Но стоит узнать. Я встречусь с твоим отцом. Прощай.

Незнакомец повернулся и медленно пошел прочь. Ваня заволновался. Кто же он такой? И о чем он будет говорить с отцом? Не стряслось бы опять беды.

— Дяденька, дяденька, — закричал он. — А вы кто?

«Дяденька» обернулся и ласково сказал:

— Я городской архитектор.

И пошел дальше степенной походкой.

Мальчик окончательно расстроился. Конечно, архитектор пожалуется, что он испортил рисунками стену дома. Опять будет нагоняй. Зажав уголек в руке, Ваня побрел вдоль каменного забора. Он чувствовал себя глубоко несчастным.

А между тем судьба улыбнулась ему. Архитектор не обманул. Он на другой же день пришел к Константину Айвазовскому — отцу маленького Вани. Долго беседовали с глазу на глаз. Никто не узнал, о чем они говорили, но только с этого дня жизнь Вани резко переменилась. Архитектор определил его в симферопольскую гимназию, а через три года Иван Айвазовский уехал в Петербургскую Академию художеств.

— Вот как, друзья мои! — закончил директор. Он обнял ребят за плечи. — Ну, а вы кем хотите быть? Летчиками, танкистами, путешественниками?

Мальчики переглянулись. Витя схватил Славку за руку. «Молчи», — как бы говорил он. Но Славка не смолчал.

— Дядя, — сказал он, — и Витя рисует. Он хочет стать художником.

Витя покраснел от смущения.

— Рисуешь? — спросил директор. Лукавая искорка, мелькнула в его темных глазах. — А меня сможешь нарисовать?

— Смогу, — тихо проговорил Витя. Теперь ему было досадно, что не он сам оказал о своей страсти к рисованию.

Николай Степанович глянул на него строго и, как показалось Вите, осуждающе, словно спрашивал: «Не хвастаешь ли?» Мальчик ответил смелым, серьезным взглядом: «Нет, не хвастаю». Директор поднялся с дивана.

— Идемте!

Он провел ребят к себе в кабинет, дал Вите альбом, карандаш.

— Рисуй, — сказал он коротко и сел в кресло, стоявшее у окна.

Витя опешил. Но карандаш взял и стал выводить привычными движениями одну линию за другой. Скоро он увлекся и уже не замечал ничего: ни пристального взгляда Николая Степановича, ни беспокойного сопения Славки, которому не терпелось сказать: «Вот видите, вот видите, как он рисует? Ага!»

Время летело. Художник терпеливо ждал.

Еще два-три осторожных штриха, и Витя решительно отложил карандаш.

— Готово.

Николай Степанович неторопливо встал, подошел к столу. На карандашном рисунке черты его лица были схвачены удивительно точно. Он долго молчал, разглядывая рисунок: Потом спросил, положив руку Вите на плечо:

— Где учишься?

— В шестой школе.

— Успехи?

— У меня все пятерки.

— Молодец. Учись. А об остальном мы позаботимся.

Он сказал: «мы позаботимся», значит, рисунок одобрен. Витя почувствовал комок в горле. Он вскинул голову, хотел что-то сказать, но слова не шли с его задрожавших губ… — «Успокойся, ты будешь художником», — Вите показалось, что это донеслось откуда-то издалека.

Ребята еще посидели у директора. Он показывал им новые, недавно найденные работы Айвазовского, свои рисунки, картины, показал работы студийцев. На прощанье условились, что с будущего года Витя начнет посещать занятия детской художественной студии.

Сбор звена подходил к концу. Пионеры обсуждали, чем заняться в дни весенних каникул. Интересных дел намечалось немало. Заманчивой была и экскурсия в Симферополь, и поездка на Перекоп к местам знаменитых боев времен гражданской войны. Кто-то предложил съездить в Ялту, осмотреть Никитский ботанический сад.

— Все это хорошо, — вмешался Витя. — Но ведь мы и свой город еще не знаем как следует.

Ребята удивились:

— Как это не знаем?

— А так!

— Нет, знаем! — раздалось сразу несколько голосов: — Город Феодосия, на берегу моря. Морской порт и курорт. Здесь жил великий художник Айвазовский.

— Это не все, — сказал Витя. — А вот есть у нас в городе улица Назукина. Почему она так называется? Кто такой Назукин? Ты, Славка, знаешь?

— Назукин? — переспросил Славка и покраснел. — Ну, это какой-то… какой-то человек… знаменитый, ну, который… Ну, что ты ко мне пристал?

— Не знаешь, — подвел итог Витя. — И вы не знаете, — повернулся он к ребятам. — И я не знал, пока мне отец не рассказал. А что мы еще знаем о своем городе? Очень мало. Перед сбором я забегал в краеведческий музей. Сколько там интересного! А мы ничего не знаем.

— Ну, опять мочало, начинай сначала, — недовольно протянул Вася Марков. — Ты что предлагаешь?

— Я предлагаю, — торжественно сказал Витя, — следующий сбор звена посвятить нашему городу. Так и назвать его: «Знаешь ли ты свой город?». Вот что я предлагаю, — и он сел на свое место, предоставляя ребятам решать, насколько удачно его предложение.

— Правильно! — первым крикнул Славка. — Так бы и говорил сразу. А то про Назукина стал спрашивать, как на экзамене. Хорошо — тебе рассказали! А мне никто не рассказывал…

Поддержали Витю и другие ребята и вожатая Люба Самарина.

— Молодец, Витя! — похвалила она. — Правильно придумал. По-моему, надо так: поручить пионерам собрать материал об истории нашего города, узнать все, чем он знаменит. А потом на звене рассказать.

— Верно! А Витька Коробков пусть альбом сделает. Витино предложение всем понравилось. Только Мирханов не согласился с ним.

— Вот еще, — заявил он. — Больно нужно какой-то материал собирать. Хватит с меня и уроков.

После сбора звена ребята дружно взялись за дело. Они ходили в краеведческий музей, встречались с бывшими партизанами и подпольщиками, записывали их воспоминания.

В один из воскресных дней Славка принес Вите свои записи.

Витя сидел за круглым обеденным столом, раскрашивая обложку альбома «Знаешь ли ты свой город?». На обложке были нарисованы башня старой крепости, перепоясанный пулеметными лентами партизан, наступающие красноармейские цепи.

— Здорово получается, — одобрил Славка рисунок.

— Ну, а ты узнал что-нибудь? — спросил Витя, не отрываясь от работы.

— Узнал, а как же! — ответил Славка. — Сегодня в двух домах был. Сперва никак не хотели рассказывать. А потом, когда я сказал, что это дело общественное, — согласились. Ой, сколько интересного набралось! Я не успевал записывать. Вот смотри: о подпольщиках, о партизанах.

Славка по поручению звена ходил к старым подпольщикам и партизанам и записывал их рассказы о подвигах революционеров в годы гражданской войны.

Витя посмотрел записи.

— А я свое уже переписал и рисунки сделал, — похвастал он.

— Покажи, — попросил Славка.

Витя раскрыл альбом.

— Вот смотри, — показал он. — Это рассказ о подвиге красногвардейки Дуси Пономаревой. Она была медицинской сестрой. Потом научилась стрелять из винтовки. А когда наши погнали белогвардейцев из Крыма, в боях на Акмонайских позициях участвовала. Тридцать белогвардейцев застрелила. И вдруг, понимаешь, она оказалась отрезанной от своих, ее окружил казачий отряд. Дуся отстреливалась до последнего патрона. Потом стала уходить, а казаки загнали ее в море и зарубили шашками. Когда белых разбили, Дусю Пономареву похоронили на городском кладбище. Да помнишь, мы с тобой видели ее могилу. И улица у нас одна так и называется — Дуси Пономаревой.