Виталий Губарев - Павлик Морозов (другой вариант)

- А ты приходи в Герасимовку, когда стемнеет... Свистнешь на крайнем огороде...

За деревьями, внизу на дороге, послышался цокот копыт. Данила и хромой молча шагнули к обрыву. Из-за поворота показался всадник в кителе защитного цвета. Он ехал медленно, отгоняя плеткой кружащихся над лошадью слепней. Покачиваясь в седле, всадник тихо напевал какую-то незатейливую песенку. У него было открытое лицо с узким косым шрамом через щеку и усталые серые глаза. На вид ему было лет сорок.

- Кто такой? - шепотом спросил Данилу хромой.

- Дымов... В райкоме партии работает. Разудалый человек - ездит по району, за колхозы агитирует... Стреляли в него уже один раз, а ему все нипочем...

- Плохо стреляли! - зло сказал хромой и вдруг рывком вынул из кармана наган.

- Да ты что, ты что?! - попятился Данила, бледнея.

- Ничего! У меня с коммунистами свои счеты!.. Ступай, хлопец, попозже я приду в Герасимовку...

Данила бегом бросился с холма в чащу леса. Он слышал, как за его спиной хлопнул короткий выстрел. Эхо подхватило его и понесло далеко по тайге. Стайка птиц с тревожным свистом сорвалась с вершины старой сосны...

Старая, почерневшая от непогоды и времени изба Трофима Морозова стоит на самом краю деревни. Перед крыльцом растет одинокая береза. За покосившимися воротами видна гряда леса, близко подступающего к Герасимовке.

Павел и Федя, запыхавшись, вбежали с улицы во двор.

- Так я и знал! - тоненьким от возбуждения голосом закричал Федя, глядя на крышу.

- Чего? - спокойно спросил Павел. Он был на целую голову выше брата, которому шел всего девятый год, и относился к нему несколько снисходительно.

- Вертушки-то нету! Петька Саков сбил!

- А ты откуда знаешь, что Петька?

- А он сегодня утром шел в школу на утренник и кричал, что собьет.

Павел мрачно посмотрел на крышу.

- Да, для него я делал, как же! А может, она упала? - он вынул из-за пояса книгу и протянул ее Феде. - Подержи-ко, братко.

Павел быстро влез на забор, а с забора на серую тесовую крышу, на которой там и тут изумрудными пятнами зеленел мох.

- Паш, Петька всегда пристает! - плаксиво говорил Федя, запрокинув голову. - А вчера камнем стукнул. Знаешь, как больно!

- Вот я его сам стукну! - проворчал Павел и поднялся во весь рост на крыше. Он стоял высокий, худощавый, с острыми, как у всякого подростка, локтями и коленками. Ветер теребил его непослушные темно-русые волосы. Было Павлу без малого четырнадцать лет, а по виду можно дать и все пятнадцать. - Эй ты, рыжий! - вдруг закричал он.

- Кто там? Петька? - спросил Федя, пританцовывая от волнения на месте.

- Петька.

- Ну вот, так я и знал!

- Рыжий! - кричал Павел. - Это ты вертушку сбил? Чего? Ух, я тебе сейчас дам!

Он соскользнул с крыши на забор как раз в ту минуту, когда на крыльцо из избы вышли Татьяна и ее соседка Ксения.

- Пашутка, ты зачем это через забор? - крикнула Татьяна.

- Так быстрее, маманька!

Павел скрылся на улице. Федя, не задумываясь, полез на забор следом за братом.

- Федюшка, а ты куда? Разве калитка тесна стала? Штаны порвешь!

- Не порву, маманька!

Татьяна грустно покачала головой:

- Вот озорники!.. Рассказали бы матери, какой в школе утренник был, так нет, опять на улицу!

- А, пускай, - улыбнулась Ксения. - Ведь мальчики, Таня.

- Хлопот с ними много...

Они присели на крыльце: Татьяна - высокая, худощавая, с бледным, утомленным лицом, и Ксения - низенькая, полная, очень подвижная, с неясным румянцем на загорелом лице. Обеим им было по тридцати пяти лет, с самого раннего детства связывала их большая дружба.

- Ну что ж, что хлопот много, зато ведь мальчишки у тебя смышленые, бойкие. А мне вот скучно без детей, - вздохнула Ксения.

- Да, ребята у меня хорошие... А все ж я иной раз тебе, Ксения, завидую... Ты вон ликбез уже окончила! Грамотная! В активистках ходишь, от всей деревни, можно сказать, почет.

- Ой, подружка, да ведь я чуток подучилась только, - сказала Ксения певучим грудным голосом. - А уж ворчал мой Федор на меня за это! Как вечером, бывало, в школу собираюсь, так он на дыбы: сиди дома, и все! Однако приструнила я его.

Татьяна с ласковой улыбкой взглянула на подругу:

- У тебя нрав крутой... - Она помедлила и вздохнула. - А я вот...

Ксения положила руку на плечо подруги, тихо спросила, заглядывая ей в глаза:

- А как твой?

- Не знаю... - Татьяна неопределенно повела плечами...

- Таня... нехорошо про него болтают...

- Пусть болтают!- вдруг вспыхнула Татьяна, и ее сложенные на коленях руки дрогнули. - Ведь председатель сельсовета - завистников много!

- Ты не серчай, - мягко сказала Ксения.

- Я не серчаю, - Татьяна вздохнула, помолчала. - А вообще-то трудно мне с ним, Ксеня.

- Я вижу.

В соседнем дворе мелькнула белая рубашка. К жердяному забору, разделяющему дворы, быстро подошел Данила, окликнул:

- Дядя Трофим!.. Дома он или в сельсовете?

- Дома, - неохотно ответила Татьяна и полуобернулась к двери избы: - Трофим!

- Слышу, слышу... - раздался сонный, сипловатый голос.

- Племянник кличет.

На крыльцо вышел Трофим - худощавый мужчина с седеющими усами и мешками под глазами. Он длинно зевал и, просунув руку под расстегнутый ворот, почесывал грудь.

- Чего тебе, Данила?

- Дело есть, дядя Трофим.

- Ну?

Данила не ответил, предостерегающе кивнул на Татьяну и Ксению. Трофим кашлянул.

- Татьяна, поди-ка в избе прибери.

Ксения быстро поднялась, сказала с сердцем:

- Ты уж скажи лучше: уходи, соседка, подобру-поздорову!

Трофим пожал плечами.

- Сиди, коль охота есть...

Ксения поправила платок, подняла коромысло с ведрами.

- Ты заходи, Таня... - Она ушла, не взглянув на Трофима, покачивая пустыми ведрами на коромысле.

- И мне уходить, что ли? - повернулась Татьяна. - Что за секреты завел с Данилкой?

- Поди, поди... - Трофим выждал, пока жена скрылась в избе. - Какое дело?

Данила открыл узенькую калитку в заборе, не спеша подошел к Трофиму.

- Осоку я сегодня резал...

- Ну так что ж?

- Встретил одного хромого... из кубанских кулаков.

- Что ж такого? Вон на речке Чернушке целый поселок кубанских кулаков.

- С тобой повидаться он хочет, дядя Трофим.

- Со мной? - Трофим, прищурив глаза, подозрительно взглянул на Данилу. - Чего ему надо?

- Я так понял, дядя Трофим, что не хочет он у нас на Урале оставаться. Я, говорит он, к своей Кубани привык.

Трофим усмехнулся.

- Кто же его обратно на Кубань пустит, раз он кулак и против колхозов выступал? Пускай теперь к нашему северу привыкает.

- Так он, может, и привык бы, дядя Трофим, ежели бы на Урале колхозов не было. А то ведь у нас тоже коллективизация идет.

Трофим поморщился, потрогал пальцами ус.

- Ну, когда еще до нашей деревни дойдет... Так чего ж он хочет?