Казис Сая - Гадание на яблочных семечках

Пока Угнюс привел водителя, парень со своей «кошечкой» успели пересесть на другое место. Кое-кто из пассажиров это, безусловно, видели, однако все молчали, когда «Маршал» и его девчонка без зазрения совести врали, что никогда не сидели на изрезанном кресле. (Они нарочно говорили в единственном числе, словно не знали-не ведали, что обивка порезана на двух креслах, а не на одном).

— А ты, сопляк, протри глаза! — с перекошенным лицом кричал Угнюсу «Маршал», — ты же дрыхнул все время! Мы сказали ему — жми отсюда, не порти воздух, поэтому он и нагородил всякой чепухи. А может, еще и сам изрезал — откуда нам знать…

— Объясняться будете в милиции, — оборвал водитель. — Час назад эти кресла были целёхонькие, как с фабрики.

Он записал фамилию Угнюса, спросил, где тот живет. Угнюс ответил и предупредил водителя, чтобы в случае надобности искал его у дяди Пятраса. Потом вернулся на свое место. Его сосед теперь сосредоточенно вычищал грязь из-под ногтей. Для этого он опять использовал спички, вокруг было порядком намусорено.

— Храбрец!.. — непонятно — похвалил или поизмывался он. — Храбрец!..

Угнюс задумался: где он уже слышал эту похвалу?

— Будь я твой отец, посоветовал бы помалкивать. Молчи как рыба — и все дела.

— Вы, наверно, рыбак? — спросил Угнюс.

— Как ты угадал?

Угнюс поглядел на его руки.

— Ага, червей копал…

Мальчику вспомнился сон. Этот добытчик червей был явно оттуда… Однако удивляться уже не было времени: автобус подкатил к конечной станции. Вон и Рамунас, и дядя Пятрас уже стоят… Выходя, Угнюс взглянул на «Маршала». Тот возился с окном: если повезет опустить пониже стекло, он ускользнет через окошко.

— Эй, — окликнул его водитель. — Не утруждайся… Вместе выйдем.

Заперев дверцу автобуса, водитель вылез и открыл багажное отделение. Пока дядя Пятрас помогал Угнюсу доставать чемодан и велосипед, двоюродный брат заметил в автобусе запертых пленников. Рамунас был знаком с ними:

— Дарюс! — позвал он. — А ты чего не выходишь?

Тот ткнул пальцем в сторону Угнюса и, выставив зубы, погрозил кулаком.

— Кто это такой? — осведомился Угнюс.

— Дарюс Диндерис, — ответил Рамунас. — Что ты ему сделал? Почему он тебе погрозил?

— Потом расскажу.

Водитель привел с собой милиционера.

— Вот этот мальчик, — он показал на Угнюса, — видел, как они изрезали.

— Резал только он один, — уточнил Угнюс и продемонстрировал, как парень держал монету наточенным краем между согнутыми пальцами.

Двоюродный брат наступил Угнюсу на ногу, чтобы тот не распространялся. Дядя Пятрас отчего-то то и дело беспокойно озирался.

— Лучше вам больше не встречаться, — проговорил он, подхватывая чемодан и направляясь к автоцистерне.

— Как тут не встретиться… — невесело отозвался Рамунас. — В нашем городке не спрячешься.

— Диндерис как-никак мой начальник, — пояснил дядя Пятрас. — А я, как видишь, до сих пор воду вожу. Договорились, что на обратном пути тебя прихвачу. Вот только цистерна у меня еще пустая. Сначала наполним, а тогда уж домой.

Угнюс знал, что в колхозе имеется разливочная станция минеральной воды. Неужели дядя поедет сейчас с ними прямо до Друскининкай?

Они привязали велосипед к автоцистерне, а чемодан взяли с собой в кабину. Выехав за город, дядя Пятрас свернул на узкую дорожку и остановился возле поливочной установки. Здесь он присоединил толстый шланг и стал наполнять цистерну.

— Пойдем прогуляемся, — предложил Рамунас Угнюсу. — Побалакаем заодно…

— Разве здесь минеральная вода? — удивился тот.

— Она еще чище, если хочешь знать, — ответил Рамунас. — Смешают, пропустят газ, и сам черт не разберет, откуда она. Только ты, конечно, не проболтайся. И так уже заварил кашу.

Когда Угнюс подробнее рассказал ему, что произошло в автобусе, двоюродный брат сплюнул и произнес:

— Можешь поздравить… Мы оба влипли.

— А ты что натворил?

— Понимаешь… Дома у нас сейчас осадное положение. Мать откопала бинокль, часы, ну и еще кое-какую мелочь… Кастуте, может, и сама толком не помнит — она мне их раньше обещала, если помогу огород вскопать…

Угнюс сразу усек, что Рамунас привирает.

— Она же не отдала их тебе, — на всякий случай уточнил он, — ты ведь самовольно взял, правда?

— Ай, не будем теперь мелочиться. Плевать… Я могу и вернуть, коли потребуется. Но если ты хочешь, чтобы я тебя защищал от Диндериса, ты тоже мне помоги.

— Как?

— А ты скажи моей маме, что Кастуте тогда, ну, у вас на дне рождения, когда уже уезжала, вдруг вспомнила… И сказала…

— Что сказала?

— Ты что — не выспался, совсем ничего не соображаешь? Сказала, что бинокль, часы и портсигар отдала мне… Скажи — стояла вот так, протирала очки, вспомнила и сказала… Извинилась и пообещала вам что-нибудь другое подыскать… Подтверди моей мамане, а?

— Кто его знает, вряд ли она меня станет спрашивать.

— Да я же ей сам говорил, чтобы у тебя узнала. Сказал, что ты подтвердишь, понял?

Угнюс нерешительно покачал головой:

— Я, наверно, не смогу, Рамунас… Может, что-нибудь другое вместе придумаем.

— А ты знаешь, что Дарюс через окошко нам показал?

— Что?

— Вот так двумя пальцами сделал… А тебе хоть известно, что это означает? Крышка тебе, крышка!

Дядя Пятрас им посигналил. Цистерна была наполнена.

В купе плацкартного вагона, где расположился Аудрюс, на верхней полке спал старик, подстелив спальный мешок. Аудрюс все поглядывал на него и никак не мог сообразить, кого тот ему напоминает. Загорелое лицо, седые, ровно зачесанные от макушки по всей голове волосы, длинные белые усы, острая бородка…

Наконец он вспомнил — да ведь старик похож на режиссера Мильтиниса! Мама о нем не раз рассказывала и отцу, и гостям. Аудрюс даже листал как-то книгу о Мильтинисе, там было много фотографий, потом видел его еще по телевизору… Вот повезло, так повезло, если это и впрямь он! Может, нарочно оделся попроще… Внизу на полу старые разбитые башмаки, рюкзак… Колесит себе по всей Литве и поглядывает одним глазом на людей.

Старик повернулся на другой бок и вдруг спросил:

— Парень, а где я тебя мог видеть?

Аудрюс пожал плечами.

— Ты так уставился… Что, знаешь меня?

— Нет, — ответил мальчик. — Просто вы очень похожи на одного режиссера.

— На режиссера, говоришь? Все может быть… Хотя в театре — не припомню — навряд ли бывал. А ты куда путь держишь?

— В Лелюнай.

— В Лелюнай?.. Вроде доводилось слышать. Только сдается мне, где-то я тебя уже видел, — повторил старик и опять улегся на спину. Подложил под голову руки и закрыл глаза.

Из соседнего купе к Аудрюсу опять прибежала маленькая девочка в спущенных белых гольфиках. Постояла, засунув в рот палец, посверкала темно-синими глазами и как только Аудрюс собрался протянуть руку, топнула ногой и умчалась к маме с папой. Пристроив на коленях чемодан, они играли с попутчиками в карты. Девчушка побегала по вагону и, не найдя для себя подходящего друга, тоже вздумала вскарабкаться на верхнюю полку, уцепившись за нее двумя руками.