Лидия Некрасова - Я из Африки

Мама, улыбаясь, смотрит на Нану и помогает ей забраться на ступеньку автобуса.

— Гражданочка, пройдите с ребенком на передние места! — говорит маме кондуктор. — Вот там, у окошечка, садитесь. Девочке виднее будет.

Мама и Нана садятся около окна на переднем сиденье.

— Мама! — тихонько толкает ее руку Нана. — Мама, а почему там, у нас дома, нам нельзя было садиться на передние скамейки автобуса, а только сзади? А почему здесь можно? Почему?

— Девочка моя, любовь моя, ну какие ты вопросы задаешь! Ведь мы с тобой сейчас в Москве! Здесь никто не обращает внимания на то, какого цвета человек. Пусть он будет черный, совсем черный, или коричневый, или желтый, или белый — он может ходить куда угодно, он может садиться на какую угодно скамейку, он может выбирать себе любую профессию… Важно только, чтобы он хорошо работал или хорошо учился. Чтобы приносил пользу своему народу. Ведь мы с тобой в Москве, любовь моя! — И мама крепко прижимает к груди голову Наны.

Когда Нана приезжает в общежитие, где живет мама, ей кажется, что она опять попала в Африку. По лестницам спускаются и поднимаются африканские юноши и девушки, звучит африканская речь, издали доносятся африканские песни. Из зала, где студенты репетируют свои номера для большого концерта, раздаются звуки африканского барабана — тамтама. Если бы сюда еще пальмы, и баобабы, и бананы, и горячее солнце — было бы совсем похоже на Африку.

— Здравствуй, Нана! — говорит по-русски Усман.

Он такой высокий, что должен согнуться пополам или присесть на корточки, чтобы заглянуть в лицо Нане. Он темнее всех в университете. Он приехал из африканской страны, которая называется Мали. Еще в прошлом году он не смог бы разговаривать с Наной, потому что он знал только французский язык, а Нана знала только португальский. А теперь они уже разговаривают по-русски.

Усман рассказывает Нане сказки своей страны, а Нана потом, в интернате, рассказывает их ребятам. Усман поет Нане песни своей страны. Но выучить их Нана не может, потому что он поет их не по-русски. Петь родные песни лучше всего на родном языке.

— Ты сегодня тоже расскажешь мне сказку? — спрашивает Нана.

— Я приду вечером и расскажу тебе замечательную сказку, которую когда-то мне рассказывала моя бабушка! — Усман улыбается, поднимается и уходит по коридору, высокий-высокий, чуть покачивающейся плавной походкой.

— Здравствуй, Нана! — ей протягивает руку Эфуа, девушка из Ганы. — Какие отметки ты получила за эту неделю?

Эфуа стоит перед Наной, уперев руки в бока, расставив крепкие ноги, и смеется, показывая белые-пребелые зубы.

— Я получила пятерку по арифметике. Пятерку за чтение. И пятерку за письмо! — гордо отвечает Нана. — А ты, Эфуа, что получила?

Эфуа задумывается, наклоняет голову.

— Я за эту неделю не получила никаких отметок. Преподаватель меня не спрашивал. Может быть, он меня не заметил. Или забыл про меня? У нас в группе теперь так много студентов. Четыре из Ганы, три из Вьетнама…

Эфуа считает, а Нана загибает пальцы.

— Два из Японии, два из Дагомеи, два с острова Цейлон, два из Аргентины… До скольких ты умеешь считать, Нана? — смеется Эфуа.

— До ста и даже больше! Только в уме трудно. Я насчитала — пятнадцать. А еще много?

— Насчитала пятнадцать? Значит, осталось уже немного. Еще один из Нигерии, один из Кении и двое с острова Занзибар. Сколько получилось, Нана?

Нана рассматривает растопыренные пальцы…

— Девятнадцать! — говорит она и бежит по коридору догонять маму.

Суббота… Сегодня весь вечер и завтра, весь воскресный день, студенты отдыхают. И Нана тоже отдыхает. Она ходит из комнаты в комнату, приветствует старых знакомых, знакомится с теми, кого еще не знала до сих пор.

— Нана, помоги мне прочитать письмо от русского друга! — говорит Исико, девушка из Японии. — Никак не могу понять, что здесь написано!

Нана садится на стул и читает:

— «Я очень обижусь, если ты не придешь ко мне в субботу вечером…»

— В субботу? Это сегодня! — вскрикивает Исико. — Надо уже идти!

В соседней комнате, где живут девушки с Кубы, танцуют. У дверей стоит улыбающийся Анхелино с аккордеоном в руках и играет, полузакрыв глаза от удовольствия. Анхелино очень любит играть. Если бы можно было, он даже на лекции ходил бы с аккордеоном.

Нана проходит по коридору и останавливается около стола, на котором лежит почта. Вот бы сюда мальчиков из ее интерната! Мальчиков, которые собирают марки! Из каких только стран нет здесь писем! Вот подошел к столу студент из Мексики. Для него есть письмо. Вот подошел студент из Индонезии. Ему тоже есть письмо. Вот подбежала маленькая худенькая девушка из Того. Перебрала тоненькими пальцами все конверты, посмотрела на Нану.

— Мне ничего нет! — И убежала.

Нана внимательно рассматривает все письма… Но из Анголы нет ни одного. Никто не пишет ни маме, ни Нане.

— Мама! — Вбежав в комнату, Нана прижимается головой к маминой руке. — Мама, а почему нам никто не пишет писем? Там на столе так много писем из разных стран… А для нас нет! Почему папа нам не пишет? И бабушка Жозефа?

Мама вздрагивает и тихо говорит:

— Они не знают, что мы здесь…

Нане вдруг становится страшно. Как не знают? Как не знают? Ведь тогда вечером, когда из радиоприемника прозвучал мамин голос, когда Москва заговорила маминым голосом… папа сказал Нане: «Никогда никому не говори! Никогда и никому!» Но маме… маме ведь можно сказать?.. Ведь мама думает, что папа не знает?..

— Мама, а он знает, что ты в Москве, — шепотом говорит Наняли смотрит маме в лицо. — Он знает!..

Мама хватает Нану за плечи и испуганно, но так же тихо спрашивает:

— Кто тебе сказал? Откуда ты знаешь?

И Нана рассказывает маме о том, как папа однажды вечером включил радио, как Москва заговорила маминым голосом, и Нана и папа сразу ее узнали. Как папа выключил радио и сказал Нане строго и сердито: «Никогда и никому не говори об этом!..»

Мама садится и закрывает голову руками.

— Айюэ! — шепчет она. — Айюэ! Почему ты мне раньше не сказала? Почему ты мне не сказала? — и она раскачивается всем телом, обхватив голову руками.

Нана обнимает маму и прижимается к ней крепко-крепко:

— Мама, ты боишься, что он приедет за нами?

И вдруг мама вскакивает. Высокая, тоненькая, она стоит перед Наной, и глаза ее сверкают.