Вера Новицкая - Безмятежные годы

- Неужели же вы меня совсем не любите?.. Ни крошечки? О, моя милая, жестокая, но очаровательная Муся. Ангел мой!.. - и вдруг - бац! - он обнимает меня и чмокает по очереди в каждую щеку.

В первый момент я совершенно одурела, затем начала неудержимо хохотать. От слишком порывистого объятия фуражка скатывается с головы студента, и передо мной со своей всегдашней прической - куксой на макушке - плутоватая татарская физиономия Шурки Тишаловой. Черные усики, приклеенные над губой, дают ей особенный, невероятно комичный вид.

- Гадость ты этакая ! - смеюсь я. - Ведь ты чуть-чуть меня насмерть не испугала.

- Да, Муська струсила! Смотрю - пятится, пятится. A компаньона моего не узнаешь? - спрашивает она.

- Кто же больше, как не Пыльнева, ведь y нас всего две таких сумасшедших и есть. - Я в восторге.

- Ради Бога, не уходите и не раздевайтесь, я сейчас пришлю Володю, поинтригуйте и его! - прошу я.

- Володя ! - лечу я в столовую. - Выйди на минутку, тебя тоже видеть хотят, - и уже в дверях коридора, чтобы старшие не слышали: - ради Бога, убери этих нахалов, я с ними справиться не могу; один так даже полез целоваться со мной.

- Ну-у?! - негодует он.

- Право, честное слово!

Володя подтягивается и выходит с грозным видом. Я становлюсь между шубами.

- Что угодно? - холодно спрашивает он.

- Позвольте представиться: Громкалов, - говорит Тишалова.

- Грязев, - рекомендуется Пыльнева.

Как по команде оба шаркают; рыжая и серая лапы одновременно тянутся к Володе. Его коробит, и он не знает, подать свою или нет; все-таки не дает.

- Как? - восклицает пальто. - Вы отказываетесь пожать наши честные руки?

Володька злится.

- Я привык подавать руку только воспитанным людям, протягивать же ее в перчатке считается неприличным, как тоже совершенно неприлично стоять в комнате в фуражке, да еще при даме, - тычет он негодующим пальцем в мою сторону.

Володя, забыв про мои «без двадцати минут», сразу миновав звание барышни, возвел меня в «дамы». Я тихонько фыркаю в папины еноты.

- Но, мне кажется, фуражка и перчатки такие вполне приличные принадлежности туалета… - начинает опять студент в пальто, но шинель перебивает его:

- Что собственно шокирует вас в наших головных уборах? Все это в сущности такая условность. На востоке, например, всегда ходят с покрытыми головами.

- Да, но мы живем на западе, - холодно и назидательно отчеканивает Володя.

- Виноват, - мягко продолжает студент: - Россия занимает восточную часть Европы и не причисляется к западноевропейским державам…

Володя все больше краснеет и все сильнее злится.

- Я думаю, вы, собственно говоря, явились сюда не для того, чтобы обсуждать этнографическое и политическое положение России, a потому, если вам больше нечего сказать, мы вас не задерживаем.

- Виноват, еще минуточку, - протестует студент. - Эта особа - указательный палец направлен в меня - ваша супруга?

У Володи от негодования вылезают глаза на лоб, я фыркаю в шубу сильней и сильней.

- Вы что это, кажется, позволяете себе издеваться? - грозно вопрошает он.

- Боже сохрани! - мягко, вкрадчиво вмешивается студент в пальто. - Но как вы сказали: «при даме», то мы подумали… Извините… - мямлит он.

- Мы так бесконечно счастливы, что ошиблись, - подхватывает радостно его спутник: - потому что, откровенно говоря, цель нашего прихода именно сия очаровательная особа. - Серый палец снова направлен на меня. - Мы умоляем y вас ее руки, и, если помехой к этому великому счастью могут служить наши перчатки и головные уборы мы, не задумываясь, готовы принести их на алтарь любви.

В ту же секунду рыжая и серая перчатки шлепаются к моим ногам; как по сигналу, обе правые руки высоко приподнимают фуражки, в то время, как обе левые поспешно срывают усы и тоже высоко держат их. Шура с Ирой, низко кланяясь и галантно расшаркиваясь, склоняются перед Володей.

Сценка эта была уморительна и разыграна мастерски. Володя, конечно, сейчас же узнал обеих и очень смеялся, хотя ему, кажется, все же чуточку было неприятно, что он так рыцарски боролся с ветряными мельницами. Ничего, дразнило-мученик, это тебе полезно, не все же в саночках кататься, надо и саночки повозить!

Ведем обоих студентов в столовую, представляем. Опять смех. После обеда решено всей компанией идти на каток, поинтриговать там, кто первый под руку подвернется, оттуда к Снежиным, где нас ждут. Отправляемся. Я оказываюсь одна с четырьмя кавалерами: два студента и два юнкера.

Каток в полном разгаре. Электрические лампочки сверкающей цепью окружают его, та же огненная полоса вокруг павильона, где раздуваются щеки несчастных музыкантов-трубачей. Лед блестящий, точно полированный, гладкий, ровный. Я еще привязывала коньки, когда Пыльнева говорит с оживлением:

- Муся, я отделяюсь и как будто бы с вами незнакома. Здесь Юля Бек, то есть, понимаешь ли, это точно на заказ, лучшего придумать ничего нельзя. Двадцать седьмого в инженерном училище был вечер, и там за ней все студентик какой-то увивался, вот мы его и изобразим.

- Думаешь, поверит? - спрашиваю я.

- Юля-то? Да разве ты ее не знаешь? Ведь ей что угодно говорить можно.

Это правда: наша Бек милая, хорошенькая девочка, воспитанная, добрая, но уж очень простенькая.

- Подожди, - говорю, - и мы за тобой, издали.

Юля в темно-синем бархатном костюме, с белым зверьком вокруг шеи, с белой, чуть-чуть набекрень шапочкой и с белой же с длинными хвостиками муфтой, плавно и грациозно скользит, то правой, то левой ногой. Вид y нее, точно она сошла с модной картинки; хорошенькая - прелесть, как фарфоровая куколка: беленькая, всегда розовые щечки еще больше разрумянились от движения и легкого морозца, васильковые глаза блестят, - просто смотреть приятно.

- Какая хорошенькая! - восклицает Коля Ливинский.

- A уж ты разглядел, сердцегрыз! - укоряет Володя, но все же и его взгляд выражает одобрение.

В это время Пыльнева уж в двух шагах от Юли и вот что, как я потом узнала, происходит там.

- Mademoiselle Julie! - окликает ее Пыльнева. - Mademoiselle Julie! Юлия Андреевна!

Юля быстро поворачивает голову.

- Честь имею кланяться! Вы меня не узнаете? Но вы все же позволите пожать вашу ручку?

Юля смущенно протягивает.

- Так неужели вы меня, действительно, не узнаете?

Бек сконфуженно:

- Извините, мне так неловко, но я право, не могу вспомнить…

- Увы! А я не могу забыть!.. - с душераздирательным вздохом начинает Ира. - Не могу забыть того небесного виденья, которое всюду следует за мной. Я вижу ярко освещенный зал, целый цветник молодых и, может быть, прелестных барышень, но я не замечаю их, мой взор устремлен на нечто светлое, воздушное, розовое. Точно заря спустилась с неба в этот зал и осветила его своим нежным сиянием. Ореол золотых волос, который обрамляет лилейно-белое личико, с васильками-глазами, розами-щечками, маками-губками, ландышами-зубками, носиком тонким и нежным, как белый лесной колокольчик, ушами… (как лопухи торчащими, чуть не срывается с уст Иры, так как большие и торчащие уши - единственный недостаток Юли, но она вовремя спохватывается, заминается и, тщетно перешарив для поэтического сравнения все царство растений, кидается в морскую пучину)… с ушами, подобными жемчужной раковине, с… Да разве можно словами передать все это?..