Анатолий Домбровский - Сад Эпикура

— Да, — сказал Гермарх. — Но почему ты решил, что ты умираешь?

— Я это чувствую в себе, Гермарх, — ответил Эпикур, помедлив ровно столько, чтобы сделать глубокий вдох и выдох. — Хорошо, что я увидел мою гостью издалека: у меня есть время, чтобы проститься с друзьями. Теперь возьми ларец и унеси его к себе. И позови Идоменея.

Эти стихи Менандра Эпикур читал каждому из своих друзей, дежуривших у его постели по очереди. А прочитав, закрывал глаза и старался вообразить себе широкие и тихие картины вечной природы: восход солнца над морем, величественную звездную карусель, клубы розового тумана над тихой рекой, белые облака над Гиметтом…

Все, кто был в Афинах, навестили его в эти дни: его ученики, друзья и просто люди, которые читали его сочинения и разделяли его взгляды. Побывал у Эпикура и Клеанф, ученик Зенона Китийского. Он постоял в дверях, глядя на умирающего, и когда тот повернул к нему лицо, сказал:

— У Зенона болят ноги, и он не может прийти. Он велел передать тебе такие слова: «Теперь ты узнаешь, мудрец ли ты, ибо бессмертна лишь душа мудреца».

— Глупость, — ответил Клеанфу Эпикур. — Скажи Зенону, что я не стану искать истину, которая так волнует его. Пусть она достанется ему.

Кратета Эпикур не видел, так как был без сознания, когда тот навестил его. Свои прощальные слова Кратет передал Эпикуру через Гермарха.

Он сказал: «Передай Эпикуру: сад, в котором учил Платон, называется садом Академа; сад, в котором учил Аристотель, называется Ликеем. И только сад, в котором учил Эпикур, называется его именем — садом Эпикура. Его имя будет носить и философия, которую он основал».

— Не об этом я заботился, — сказал Эпикур, когда Гермарх передал ему слова Кратета. — Я заботился об истинах, которые не нуждаются в именах. Впрочем, — великие истины принадлежат не нам.

Стратон просидел у постели Эпикура весь вечер. Говорил он мало, потому что Эпикуру было плохо. Уходя, коснулся ладонью лба умирающего и спросил:

— Не боишься, Эпикур?

— Не боюсь, — ответил тот. — И в смерти есть наслаждение: она избавляет нас от болей, от которых мы сами избавиться не можем.

Последний день в жизни Эпикура выдался солнечным и теплым.

С утра он почувствовал себя лучше, попросил даже папирус и чернила, чтобы написать письмо Колоту, о котором часто вспоминал. Но написал только несколько строк и обратился к Гермарху с просьбой:

— Скажи Мису и Никию, пусть возьмут носилки и вынесут меня в сад. И пусть поставят кресло на холме. И пусть придут ко мне, кто близко. Поторопись, Гермарх.

Старый сад уже покрывался молодой листвой, пестрел набухшими почками. Цвел миндаль. Мис и Никий подняли Эпикура на холм, к бывшей сторожке, и усадили, как он просил, в кресло, лицом к востоку.

Он увидел два бутафорских дома перед собой и спросил, обращаясь к Гермарху, который так постарел за эти дни, что его трудно было узнать:

— Что это? Зачем здесь эти дома?

— Это дома Кнемо́на и Го́ргия, — ответил Гермарх. — А вот там, — Гермарх указал рукой на шалаш, — вход в пещеру, в святилище нимф.

— Да? — улыбнулся Эпикур. — Это, стало быть, сцена?

— Сцена. Мы покажем тебе «Брюзгу» Менандра. Помнится, ты так хотел попасть в театр, но заболел Антигон, а потом чума, а потом… — Гермарх махнул рукой.

— Да, да, — сказал Эпикур. — Спасибо, значит, я еще посмеюсь вместе с вами. Кто же из вас исполнит роль брюзги Кнемона? Неужели ты, Гермарх?

— Я, Эпикур.

— А старуху Сими́ху — Маммария?

— Маммария. Менекей исполнит роль Сострата, роль дочери Кнемона — Феодата… Ты всех узнаешь, Эпикур. Позволь нам начать?

— Спасибо, — еще раз поблагодарил друга Эпикур и коснулся рукой плеча Гермарха, — Начинайте.

Все, кто был занят в спектакле, скрылись за бутафорские стены домов. Остальные уселись рядом с Эпикуром, кто на камни, кто на принесенные дифры. И вот из святилища муз вышел Пан, бог рощ и лесов, покровитель пастухов, охотников, рыболовов и пасечников, бородатый, рогатый, с длинным хвостом. И пока Эпикур гадал, кто из его друзей нарядился в одежду Пана, Пан почти закончил свой монолог. Так что Эпикур услышал только его конец:

И тут же появились Сострат — Менекей и Хэре́й — Лавр, прихлебатель Сострата. Комедия началась. Комедия, которую так любил в молодости Эпикур, которую он услышал первым из уст Менандра. И все в ней было так, как в дни молодости: люди, созданные воображением поэтов, не меняются. Юный Сострат, увидев дочь брюзги Кнемона, влюбился в нее. Он решил жениться на ней, но на пути его счастья стал Кнемон, злой и глупый старик, отец девушки. Вот ой, Кнемон — Гермарх. Он постоянно бранится и кидается на всех, как дикий зверь.

— Вот если б мне теперь такой же дар! — кричит он, вспомнив о Персе́е, который всякого мог превратить в камень. — Лишь каменные статуи кругом стояли молча бы, куда ни глянь!

«Да ведь это желание всякого тирана, — подумал Эпикур, — превратить мудрецов в каменных истуканов и безнаказанно творить зло. Под маской Кнемона — Деметрий, Антигон, все тираны. Я мог бы понять это раньше. Надо вписать в книгу “Главных мыслей”: “Смех разит тиранов сильнее, чем меч”.»

Несчастный старик. Он будет побежден. Молодость, которая тянется к счастью, добьется своего. Что ж из того, что ей поможет случай — Кнемон упадет в колодец, а Сострат и Горгий, пасынок Кнемона, спасут его. Случай — вестник свободы в жестоком мире причин и следствий. Сострат женится на дочери Кнемона, а Горгий — на сестре Сострата. А рок, судьба будут поколочены и осмеяны. Раб Ге́та скажет:

Представление окончилось.

Все собрались у кресла Эпикура.

Седые волосы Эпикура сдуло ветерком на высокий бледный лоб, волнистая пышная борода блестела на солнце. Он улыбнулся друзьям, которые собрались возле него, но темные глаза его были грустны.