Анатолий Домбровский - Сад Эпикура

Так Эпикур оказался у истоков новой астрономии, которая дала его идеям о мироздании строгое математическое обоснование и во многом пошла дальше его. Естественным развитием мысли Эпикура и его греческих предшественников о бесконечности Вселенной и множественности миров был вывод Николая Коперника о том, что Земля не центр Вселенной. Последователь Коперника — Джордано Бруно сочувственно относился также к учению Демокрита и Эпикура об атомах. 17 февраля 1600 года великий ученый был сожжен на костре на площади Цветов в Риме.

Через 19 лет еще одна казнь, на этот раз на площади французского города Тулузы. Лючи́лио Вани́ни был священником. Это не помешало ему исповедовать учение Эпикура и доказывать, что мир в целом един и вечен, не сотворен из ничего, что в мире нет божественных чудес и душа смертна. Мало того, Ванини написал сочинение «Об удивительных тайнах природы, царицы и богини смертных», в котором он, под видом опровержения Эпикура и других древних безбожников, излагал их взгляды.

Палач, прежде чем бросить «еретика и безбожника» Лючилио Ванини в огонь, вырвал у него язык.

Зрелище этой казни и весть о ней потрясли всю Францию. Но Пьер Гассенди́, молодой преподаватель философии в маленьком французском городке Эксе, продолжал с присущим ему рвением изучать труды Аристотеля и Эпикура. Аристотель, признанный католической церковью и представленный ею как непререкаемый авторитет во всех научных вопросах, не мог не вызвать у Гассендй ничего, кроме чувства протеста. Подлинного Аристотеля ни он, ни другие мыслители XVI–XVII веков не знали и не могли понять. Зато Эпикур, который трактовался отцами церкви как эгоист, развратник и безбожник, как исчадье ада, оказался при ближайшем знакомстве с отрывками его сочинений человеком благородной души и горячего сердца, а его учение о счастье — наивысшим из того, что было создано древними мудрецами в области морали.

В 1624 году, через пять лет после казни Лючилио Ванини, Пьер Гассенди́ написал обширный трактат «Парадоксальные рассуждения против Аристотеля», содержавший критику Аристотеля и восхваление Эпикура. Друзья, которых Гассенди́ познакомил со своим трудом до его напечатания, посоветовали ему сжечь пять первых глав трактата, где подвергался наиболее резкому осуждению Аристотель, если он не хочет попасть на костер сам. Гассенди́ последовал этому совету. Но и в искаженном виде трактат, раскрывавший эпикуреизм с неведомой людям того времени стороны, был встречен современниками с восторгом.

Один из читателей прислал автору в знак благодарности дорогой подарок — резной камень с изображением Эпикура и надписью: «Созерцай душу великого мужа, которая еще живет в этих чертах». Много лет спустя в другом сочинении Гассенди́ еще раз восславил Эпикура и подверг Аристотеля уничтожающей критике.

Последующие поколения также оценили научный подвиг Пьера Гассендй, который, по словам Маркса, восстановил эпикурейский материализм и освободил Эпикура от запрета, наложенного на него церковью и всем средневековьем.

Младший современник Пьера Гассенди́, выпускник Три́ннити — колледжа при Кембриджском университете — Исаак Ньютон читал Лукреция глазами физика, и поэма звучала вполне современно:

«Вещи, — должно быть, думал Ньютон, читая эти строки, — могут изнашиваться и разбиваться, но частицы их неизменны. Ибо если бы вода и земля состояли из старых, изношенных частиц, то они бы не имели своей обычной природы. Природа частичек должна быть постоянной. Изменения должны проявляться только в различных разделениях и новых сочетаниях и движениях таких постоянных частиц».

Движение частиц… А почему они движутся? Лукреций вслед за Эпикуром считал движение неотъемлемым свойством тел, связанным с их тяжестью и пребыванием в пустоте:

Прежде чем бросить свое знаменитое яблоко и открыть закон всемирного тяготения, Ньютон читал Лукреция. Но он не во всем согласился с ним, ибо у Лукреция тяготение — внутреннее движущее свойство материи, а не результат воздействия других тел.

Продолжателем идей античных материалистов был великий русский ученый Михаил Ломоносов. Работая в области физики и химии, он развивал атомистическую теорию Эпикура — Лукреция и на ее основании создал теории теплоты и газов. Мысли античных материалистов о сохранении вещества Ломоносов проверил опытным путем и придал им форму закона сохранения материи и движения. Опираясь на учение древних материалистов о единстве мира, Ломоносов сделал уступку религии и сохранил бога как «главного архитектора мира» и его всемогущего двигателя.

Занимаясь теорией металлов, Ломоносов обратил внимание на описание Лукрецием первого знакомства с металлами человека и перевел их. Так впервые устами Ломоносова Лукреций заговорил по-русски:

Знание основных философских положений Эпикура, некоторых выдержек из Лукреция, двух-трех анекдотов из античных биографий Эпикура — вот тот гимназический минимум, который был обязателен для каждого юноши, получавшего в первой трети XIX века классическое образование. Не было ничего удивительного, что Карл Маркс в гимназические годы читал Эпикура и Лукреция. Важнее было то, что первая его университетская работа, давшая ему докторскую степень, — диссертация о Демокрите и Эпикуре. Но самое главное заключалось в том, что дала эта диссертация Марксу, а вслед за ним нам.

Когда Маркс начинал свою работу об Эпикуре, он был сторонником идеалистической философии Гегеля. Завершив ее, он стал материалистом в понимании природы. Но не эпикурейцем! Ибо Эпикур принадлежал к числу тех философов, которые объясняли мир, а Маркс — к тем, кто его перестраивал. Эпикур и Лукреций помогли Марксу выработать материалистическое мировоззрение. Это было очень важное начало по пути становления марксизма как передовой научной теории пролетариата.

В конце XIX века и начале XX века, в связи со все возраставшей мощью рабочего движения, начинаются атаки на марксизм. Многие буржуазные теоретики обращаются к идеализму, и чаще всего к философии Гегеля, которую Маркс преодолел с помощью античной материалистической философии. Борясь с «новогегельянством», выясняя истоки марксизма, В. И. Ленин читает, перечитывает, конспектирует труды Гегеля. В некоторых местах форма конспекта становится тесна великому мыслителю. Изложение взглядов Гегеля прерывается страстной отповедью философу-идеалисту, не заметившему у Эпикура главное — «бытие вещей вне сознания человека и независимо от него», — и саркастическими замечаниями по адресу Гегеля, которому жалко бога, выброшенного Эпикуром за борт философии.