Леонид Вайсберг - Тайна корабельного кладбища. И я плавал по Дунаю

В общем не стал бы я рассказывать эту историю, если бы не Женька Новикова. Я ее сразу невзлюбил, с первого дня. Привела Женьку к нам в класс Нина Алексеевна. Это наша классная руководительница. Между нами говоря, мы ее втихую «классной дамой» называем. Не потому, что не любим. Даже наоборот. Но уж очень она по-старомодному одевается. Всегда в черной юбке и белой блузке. На блузке смешной такой черный бантик. Может, классные дамы и не так одевались, но нам почему-то кажется, что точь-в-точь.

Значит, привела она Женьку к нам в класс, познакомила, сказала, что мы должны гордиться таким пополнением. Круглая отличница! А у нас — ни одного круглого. У нас — только «четверочники-пятерочники». Тут Петька Вихров пропищал не своим голосом с последней парты, что к слову «круглая» есть куда более подходящее добавление, чем слово «отличница».

Нина Алексеевна сделала вид, что не расслышала. Это такой педагогический прием есть. А у самой уши загорелись. У нее всегда горят уши, когда она чем-нибудь недовольна. Уж я-то знаю. Сколько раз сам видел — не счесть. И все потому, что первые пять лет учебы в школе мне ужасно не везло. Во все неприятные истории попадал. Как нарочно без моей персоны ни один скандал не обходился. А потом, как говорит Нина Алексеевна, за ум взялся. Теперь уж не во все истории попадаю, а изредка. Характер формируется. Это тоже Нина Алексеевна говорит.

Словом, привела Нина Алексеевна Женьку в класс, рассказала, какая она хорошая, и усадила рядом со мной. Как будто не нашлось более подходящего места. Петька Вихров один сидит, Валя Макарова — тоже. Я сразу понял, что и здесь без этой самой педагогики не обошлось. Ну, до чего ж вредная наука! Все по ней делается так, чтобы доставлять человеку неприятности. Точно-точно.

Предположим, не приготовил ты урока, так учитель, если он, конечно, хорошенько знает педагогику, сразу догадывается об этом. По глазам, что ли? Или еще как? Этого я еще точно не установил. Только учитель непременно вызовет. Сидишь тихо, как мышь, за спины впереди сидящих прячешься, а он все равно знает. Задаст вопрос, обведет класс каким-то особенным взглядом и скажет:

— Об этом нам расскажет… Павлик Ливанов.

То есть я. А я как раз не успел выучить урока. По всем предметам выучил, а по этому — нет. Вот и выходишь балда балдой к доске. Чувствуешь себя как рыба, вытащенная на лед. Переминаешься с ноги на ногу, открываешь рот, а сказать нечего. А у нас еще класс отвратительно устроен. Директор очень гордится, что его переделали недавно по последнему слову техники. Я, конечно, не против техники. Но, честное слово, подсказывать нет никакой возможности. Потому что акустика.

Так она мне насолила, что я даже в энциклопедический словарь заглянул. Там об акустике много написано. Я все прочел, но так и не понял, почему в нашем классе каждое слово до учителя доносится. Даже с последней парты, даже шепотом.

В общем лучше бы этой акустики вовсе не было. Из-за нее мы столько лишних двоек схватили — не счесть. Правда, теперь наш класс славится в школе как неподсказывающий. Преподаватели любят его в пример ставить. Ребята из седьмого «Б», у них акустика похуже, но успеваемость лучше, прозвали нас «образцово-сознательно-показательными». Потешаются. А нам — хоть плачь.

Зато как хорошо было в прошлом году, когда занимались мы в другой комнате! Была она такой широкой, что парты стояли в четыре ряда. Доска — во всю стенку. Длинная-предлинная. Вот где раздолье было! Столик учителя стоял у второго ряда от окна. Как говорится, на отшибе. Тогда редко кто погибал без помощи. А теперь мы — «образцово-сознательно-показательные».

Значит, появилась у меня на парте соседка. В принципе я против девчонок ничего не имею, но против соседок возражаю категорически. Можно сказать, шесть лет мечтал оказаться единоличным хозяином парты. Наконец оказался. И вот тебе сюрприз — Женька Новикова! А у меня в правом отделении — портфель, а в левом — книга какая-нибудь для чтения, кляссер с марками. И, конечно, звездный атлас.

После полета Гагарина я долго решал, с чего лучше начинать подготовку в космонавты. Отец советовал закалить себя физически. Я бы, пожалуй, согласился, если бы он, как пишут иногда в газетах, «счел комментарии излишними». Так нет же. Посоветовал, а потом целый вечер потешался над моим слабым сложением. Хорошо ему — бывший гимнаст-разрядник, чуть ли не чемпионом в армии был. А у нас на школьных уроках физкультуры ни за что сильным не станешь. Вечно их заменяют другими, более нужными.

Обиделся я на отца. И надумал начать совершенно с другого: хорошенько изучить вселенную, чтобы не блуждать потом в космических путешествиях. Ну, это уж, как говорится, из другой оперы. Как-нибудь расскажу специально.

А пока появление Женьки Новиковой замедлило мое культурное развитие. Посудите сами. Бывало, передвинешься с одного конца парты на другой — и, пожалуйста, марки разбирай, книгу читай, звезды разные зазубривай. Теперь же сидит рядом круглая отличница. Вся — внимание. Ни поговорить с нею на уроке, ни в «морской бой» поиграть. Интересно получается: сидит девочка, а место словно пустое. Но мне от этого не легче.

И надо же было случиться, что на следующем после прихода Женьки уроке меня вызвали по алгебре. Задача попалась не из трудных, и я сумел добраться до правильного ответа. Учитель сиял от радости, потому что успехи мои по этому предмету долгое время внушали всем серьезные опасения. Поставил мне «пять», торжественно объявив об этом классу.

Возвращаюсь на место. Гордый такой. Глянул на соседку, а у нее на лице, ну, прямо полное презрение написано. Терпеть не могу, когда на меня так смотрят. Словно жалеют. А по мне, чем жалость, лучше нож в сердце. Такой уж характер.

— Чего? — спрашиваю прямо.

— А ничего, — отвечает и отводит глаза.

На перемене говорю ей:

— Не люблю, когда на меня так смотрят. Учти!

— А я не люблю, когда к учителям подлизываются. Учти!

— Кто же это подлизывался?

— Сам знаешь.

— Не знаю.

— Нет знаешь!

— Не знаю! — заорал я.

— А кто сегодня пятерку по алгебре получил? Не знаешь?

Мне аж жарко стало. А лицо, наверное, таким сделалось, что Женька отступила на шаг.

— Значит, я?

— Именно ты! — ноздри у нее раздулись, глаза потемнели. — Отвечаешь на тройку, а ставят тебе «пять»…

Я развернулся, но руку перехватила Валя Макарова. Есть в нашем классе такая девочка с совершенно удивительным характером. Со всеми дружит, всех мирит, все бегут к ней за советами. Врагов у нее, конечно, нет. Друзей, впрочем, тоже. А я ее терпеть не могу. Вечно влазит, куда не просят. Говорит до того правильно и разумно, что иногда не человеком, а роботом, начиненным разными правилами, кажется.