Анвер Бикчентаев - Прощайте, серебристые дожди...

— Собаку нельзя убрать?

— Ты её не бойся, — успокоила девушка. — Немцы бросили её раненую, а я выходила. Без моего приказа она не кидается.

К тому времени Азат вспомнил пароль.

— Сапожник здесь проживает?

— Жить — жил, да сплыл.

Как будто гора свалилась с плеч: отзыв был правильный. Теперь можно заговорить о машинисте, вроде бы нет основания не доверять девушке. Однако что-то насторожило ребят. Что? Они и сами не понимали. Возможно, им показалось, что девушка глядит на них недобро. — Зачем пожаловали? — спросила хозяйка дома.

— Нам приказано разговаривать с машинистом. Ему мы и скажем всё, что полагается, — ответил Байгужин.

— Ах, вон оно что! — Девушка, склонившись над коптилкой, торопливо стала что-то писать. Записку засунула под ошейник собаке и прикрикнула:

— А ну пошёл, Лорд!

Поначалу друзья-приятели подумали, что записка писалась машинисту. Но, поразмыслив, пришли к выводу: тут что-то неладно.

— Верни собаку, и без дураков! — потребовал Азат, вскинув автомат.

Девушка не засуетилась, как полагалось бы, не вернула собаку, а спокойно уселась под дулом автомата.

— Не баловался бы с оружием!

Такое поведение озадачило Байгужина. Опустив автомат, он, однако, строго спросил:

— Ты свою овчарку за машинистом послала?

— Отца нет… Его гестапо увело.

«Может, она вовсе не дочь машиниста, а подставное лицо? — промелькнула мысль у Азата. — Командир приказала доставить машиниста, а коли его нет, остаётся одно — уходить».

— Тогда покедова, — решил Азат Байгужин. — Эй, пошли, друг!

Мишка сразу шагнул к двери, словно только и ждал команды.

— Я бы посоветовала вам подождать, — сказала девушка.

— Мы сами знаем — остаться нам или уходить! — отрезал Байгужин, берясь за ручку двери. — Кто, интересно, нас удержит?

— Я! — проговорил здоровенный парень, переступая порог. — Ни с места! Руки вверх! Кто такие и откуда явились? — спросил вошедший, держа ребят на прицеле.

Глянули ребята на парня, увидели белую повязку на его рукаве и застыли от ужаса. Нынешней ночью им не хватало только полицая!

— Гады! Продажные твари! — неожиданно всхлипнул Мишка. — Хоть душите, хоть четвертуйте, ничего мы вам не скажем!

Друзья-приятели приготовились к худшему, а девушка вдруг бросилась их обнимать.

— Мы не могли не проверить вас! — успокаивала она, сама чуть не плача. — Неделю назад вот так же явился человек с паролем и отзывом. Всё как надо, а оказался провокатором. В ту же ночь гестапо увело отца. Вы уж простите нас… — лепетала и плакала она.

Обрадовались ребята, конечно, но обиду не сразу простили — нашла кого проверять?

— Говорите, милые, с чем пришли. Может, я вам помогу? — спросила девушка, вытирая слезы.

— Пусть сначала твой парень снимет повязку полицая, — потребовал Мишутка.

— Не снимет он её. Он же настоящий полицай! — вздохнула девушка. — Да вы не бойтесь его. Он наш человек!

Полицай помалкивал, не поддакивая и не опровергая её слов.

— Нам приказано доставить в отряд машиниста, — тихо сказал Азат.

— Я пойду вместо него! — предложила девушка. Байгужин прикидывал, согласиться или нет?

— Овчарку возьмёшь с собой? — спросил полицай.

— Без Лорда нам через минное поле не пробраться. Лорд пойдёт со мной.

Разговор вёлся вполне открыто, и лёд недоверия начал таять. Поверив, Байгужин подумал: «По всему, девчонка — дочь машиниста, а полицай — её друг. Лихая, видать! Сообразительная, отважная!»

Из дома выходили осторожно. Азат хотел оглянуться на полицая, который провожал их, но подумал: «Если бы хотели схватить, из избы не выпустили бы…»

Со стороны партизанского леса доносились раскаты орудийного грома.

— Азат, не ведёт ли она нас к фрицам? — прямо в ухо шепнул Мишка.

— Не трусь! — ответил Азат, хотя его и самого мучили сомнения.

На минном поле не больно-то будешь храбриться. Справа смерть, слева смерть! Она подстерегает тебя повсюду. Оступишься — сразу в гости к праотцам попадёшь!

Лорд шёл впереди, принюхиваясь к каждой кочке. Девушка держала его на поводке, ни на секунду не отпуская от себя.

След в след ей ступали друзья-приятели.

Так шли они очень долго, целую вечность.

— Слава тебе! — с облегчением вздохнула девушка, как только они вплотную подошли к болоту. — Минули!

— Как ты узнала? — удивился Мишка, вовсю глазея на неё. Ведь позади, как и впереди, лежала одинаковая земля.

— Грош цена нам, если бы мы не знали своё хозяйство! Кадры свои тоже знаем. Они у нас повсюду. Даже среди немецких сапёров.

В дуплах древних тополей свистит ветер. Кривые ветки осин, сталкиваясь друг с другом, говорят на птичьем языке: спик-спик, спик-спик. А сосны стонут и стонут, навевая печаль и тоску…

Сбор на северной опушке — таков приказ командира. Через два часа весь отряд сосредоточивается в одном месте, чтобы тенями проскользнуть через немецкое минное поле. Проводником пойдет девушка с овчаркой. Всем известна пока лишь первая часть приказа. А что будет дальше, никто не знает, кроме командира, само собой разумеется. Даже верный адъютант не посвящен в план боевой операции.

Отпустив всех командиров, Оксана Белокурая села пришивать белый подворотничок к своей гимнастёрке.

«Что за блажь! — удивился адъютант. — Так ли уж важно, в каком воротничке ты в бой вступаешь?» Он долго косится на своего командира, а потом говорит себе: «Это нужно, чтобы не дать сломить себя. Вот в чём дело!» Она, между прочим, поэтому всегда бодрая, вроде бы и не умеет уставать. Если поворошить старое, найдутся, конечно, часы и дни, когда она и горевала. Например, после взрыва Красного моста, когда потеряла Оксана Белокурая своих друзей — Артиста и Отто.

Человек, сооружённый из костей и мяса, всё-таки легко раним и, честно говоря, почти беспомощен перед безносой. Если в своё время под кожу, набитую всякой всячиной, мать не сумела вдохнуть отважное сердце, неоткуда взяться и отважному человеку.

А что у него, у Байгужина, под кожей в груди бьётся, а?

…Рано или поздно наступает такая критическая точка, иначе говоря, разлад с собой, когда ты бессилен заставить себя сделать следующий шаг. Хотя с яростью приказываешь себе: а ну иди, а то каюк тебе! Но проходит пять минут, десять, четверть часа, а ты всё плетёшься и плетёшься за командиром. И не околеваешь. Просто ты выкладываешься до конца.

Что тебя держит на ногах? Может, вера в то, что от твоего маленького подвига, от прилежного исполнения приказа в конечном итоге выдюжит отряд?

Однако «второе дыхание» появляется лишь у отважных парней! Про то, есть ли у него, Азата, «второе дыхание» или нет, ничего определённого он сказать не может.

А ветер надрывается. То пугает дьявольским смехом, то щенячьим визгом. Что ждёт партизан в ночной дали?