Павел Карпов - Черная Пасть

- Подождите, - тихо сказала девушка, - надо постоять и о них подумать!..

... Слова девушки в красном сарафане слышались Сергею даже в поезде.

- Надо о них подумать!.. - себе и Пральникову несколько раз повторял Сергей. - Всегда надо о них помнить.

Поезд шел мимо глубокой, гористой выемки в морском берегу, минуя работящую Уфру - надежный форпост трудового Каспия. Дальше дорога, повторяя прихотливые изгибы побережья, шла на восток. Море. Известковое взгорье. Степной полынок, а за равниной - каракумская глухомань.

Этим же путем в сентябрьскую ночь увозили комиссаров. Последние часы их жизни длились до 207 версты...

А вот и Ахча-Куйма. Пустынный, глухой полустанок. Будка стрелочника и выкрашенный домик. Провисшие телеграфные провода. Суслиные бугорки и норы. Коршуны. Зной. Неразбуженная тишина, которую лишь слегка тревожили проходившие поезда и редкие автомашины. В эту сталистую тишину, должно быть, на века впаялись те выстрелы, последние слова Степана Шаумяна, проклятья и завещанья....

Поезд стоит здесь несколько минут. Люди, не отходившие всю дорогу от окон, покидают вагоны и стремятся к песчаным, тяжелым насыпям, политым кровью. До сих пор попадаются здесь винтовочные гильзы... Но не эти находки, не памятник, полузасыпанный песком, не передаваемые по наследству стрелочниками достоверные подробности той сентябрьской ночи - ничто так не говорит о мужестве и бессмертии, как эта неподкупная тишина. Надо только вслушаться в нее и... подумать о них!

Поезд покатил дальше. Где-то справа лежала граница. В купе вместе с Сергеем и Виктором Пральниковым ехал пожилой офицер. Седой воин чувствовал себя и в вагоне уверенно и даже сановито, и это происходило не за счет важности и рисовки, а за счет его простоты, выдержки и какой-то скрытой нечеловеческой напряженности во взгляде. На нижней полке, ближе к двери, сидел молоденький голубоглазый солдат, не зная как лучше в такой непривычной семейной обстановке держать автомат, с которым гораздо удобнее на границе, чем в купе мягкого вагона.

Поезд замедлил ход, но не остановился. По всему составу прошла железная судорога, колеса глухо заскрежетали и вдруг, словно освободившись от пут, легко покатили под уклон, по высокой насыпи с узкими прорезями во многих местах для пропуска силевых вод, которые насылает по весне Копет-Даг.

- Чайку прикажете? - уважительно обратился к офицеру проводник с острыми хвостатыми усами.

- Прикажу, - ответил офицер, вытирая полотенцем лицо, шею и грудь.- Если можно - покрепче и похолоднее!

- Тогда старой заварки? - сразу же догадался черноусый казах. - Есть заварка!

- Несите.

На столе появился шестигранный чайник с подтянутой талией и яркими цветами на боках. Офицер решил поделиться с соседями по купе "божественным напитком", как он назвал старую заварку. Солдат с автоматом привстал и покачал головой, а Пральников поднял в руке уже налитый стакан с ломтиком лимона, поклонился. И только Сергей рискнул принять дегтярный напиток и тут же отпил полстакана. Он любил "вчерашний" чай и тем угодил офицеру.

Оказалось, что седовласый полковник давненько знаком и даже вместе когда-то служил в одной комендатуре с Чары Акмурадовым.

- Связи не рвем со старым чекистом, - проговорил с улыбкой полковник. - Бывают и сейчас общие интересы... Привет ему, Акмурадовичу!

Поезд мчался возле горных нагромождений, и в вагоне стало темновато и как-то глухо. Близость гор и границы, дикой и настороженной природы - все это сразу же опростило и подпортило блеск вагона: стаканчики на столе, полированные лежанки, белоснежные постели - весь этот тепличный уют был похож на мишуру, зато автомат в руках солдата стал в этой суровости самым значимым и надежным приобретеньем человеческих рук. Солдат это понял и теперь уже не прятал автомата, пододвинулся с ним к открытому окну, за которым, скрадывая скорость поезда, тянулась громадная, гладко стесанная и бурая стена без единой трещинки и выступа. Многим пассажирам казалось, что это и есть тот пограничный редут, за которым притаился потусторонний, чужой мир. Таким зримым и надежным казался твердокаменный заслон. И люди не отходили от окна, стараясь хотя бы краешком глаза проникнуть в секрет охраны рубежа. Глухая, неприступная стена вдруг оборвалась, осталась позади, и вместе с ней прошла напряженность. До самого горизонта расстилалась чуть всхолмленная и плавно, почти незаметно приподнимающаяся к горному кряжу тихая солончаковая долина. Поезд помчался веселее, в окна вагона ударил суховатый, но пряный, травянистый степной настой.

- Отошла, - послышался из коридора облегченный вздох старушки, державшей около себя за рукавчик матроски мальчугана с пугачом. - Крепость, как стена монастырская. Пойди-ка пересигни! Теперь и я вижу, как замурована эта самая граница. И впрямь - на замке. - Старушка приподнялась на цыпочки и еще раз посмотрела на отступившие каменистые отвесы.

По коридору вагона шел пограничный патруль.

- Проверимся, - сказал, вставая с лавочки, полковник и первым полез в карман гимнастерки за документом.

- И вас это касается? - проговорил Сергей Брагин, выкладывая на столик паспорт.

- Граница...

Долина не кончалась, но подъем становился все круче, волнистее, из поворота кособочилось покрытое железистой ржавчиной корявое взгорье, от которого волнами расходился зной. С громоздкой небрежностью по степи были разбросаны валуны и каменные сундуки. Весной, когда в горных распадках бушует мутный силь, пожалуй, не пришлось бы гадать: откуда взялись эти каменные мамонты. Их двигают дикие потоки, уносят до самой пустыни, образуя из горных обломков сказочные селения.

За окном тянулись уступы многоярусного Копет-Дага. Поезд помчался под уклон с огромной скоростью. Машинист словно хотел побыстрее миновать эти места. Здесь особенно чувствовалось обжигающее дыхание границы и ее невидимая близость.

Поезд обогнул горный выступ, омываемый пустыней, и замедлил ход. Приближался небольшой зеленый оазис с выстроившимися вдоль арыков деревьями. Первым встретил поезд старик на кичливом, поджаром верблюде, с гордо поднятой глазастой головой. В руках у старика была изогнутая, как скрипичный смычок, чабанская палка и снятый с головы тельпек, а на макушке сидела крохотная шлычка- техья Поезд и голенастый верблюд... Многих приводила в умиление эта экзотическая сценка, но, пожалуй, мало кто видел такую встречу, как эта... Старик на чванливом верблюде сначала двигался со стороны водокачки навстречу поезду. Поравнялся с вагоном, в котором ехал седовласый полковник, и вдруг повернул своего быстроногого инера по ходу поезда и пустил его во всю прыть. Верблюд, чувствуя себя в пустыне полноправным хозяином и презирая своих противников, рванулся с такой стремительностью, что обогнал поезд; и старик против своей воли проскочил восьмой вагон, к которому он так пристально присматривался и никак не мог к нему пристроиться. На вершине бархана, когда вагон обгонял инера, они и встретились: старый пограничник и чабан. Полковник успел что-то крикнуть, а старик в тельпеке сделать какой-то знак рукой и палкой.