Турмуд Хауген - Ночные птицы

Надо тихонько подняться по лестнице.

Проскользнуть мимо большого коричневого затертого пятна на четвертой ступеньке. Прошептать про себя: «Юкси-дукси — чур меня!» И не дышать до первого пролета, где лестница делает поворот. Тогда пятно потеряет свою силу.

Потом надо наклониться чуть не до пола и пробежать мимо двери с опасным глазком.

Этот большой блестящий глаз пялится на всех и никогда не моргает. Пялится и пялится. Днем и ночью. На всех, кто идет мимо.

Это глаз ведьмы.

Но кто знает, не распахнет ли ведьма фру Андерсен однажды свою дверь, когда он будет пробегать мимо. И не крикнет страшным голосом:

— Юкси-дукси, ты мой!

А потом схватит его, втащит в переднюю и запрет в клетку. В тесную клетку, где он будет сидеть до глубокой старости, у него поседеют волосы и борода, он будет опираться на палку и, как дедушка, страдать от ишиаса.

Так сказала Сара.

Скорей-скорей, вверх по лестнице и за угол. Тихо, беззвучно. Передохнуть можно на втором этаже, повиснув на перилах и глядя на дверь ведьмы фру Андерсен.

Поднимаясь домой, Юаким непременно смотрел вниз на ее дверь, такая у него была привычка, и он не мог от нее избавиться. Иногда ему хотелось что-нибудь сказать или даже крикнуть. Однажды он крикнул какую-то глупость так громко, что Карлсен со второго этажа выскочил из своей квартиры, чтобы узнать, что происходит.

Юаким совершенно забыл о том, что его могут услышать. Он боялся Карлсена. У него такие мохнатые брови! Мохнатые, как старая, истертая щетка, и еще страшный, раскатистый голос.

Когда-то он даже думал, что Карлсен — это сам Бог.

Потому что так говорила Сара, но мама сказала, что это неправда.

Рядом с Карлсеном жили Загадочные соседи, их он тоже боялся.

К их двери была прибита дощечка. Скуглибыло написано на этой дощечке, но за дверью никто не жил, по крайней мере, Юаким ни разу не видел, чтобы оттуда кто-нибудь вышел.

Однако он был уверен, что за дверью кто-то стоит и слушает, прижавшись к ней огромным ухом. Кто это или что, Юаким не знал. Но это загадочное нечто было несомненно очень большое, черное, опасное, с большими шевелящимися ушами.

По тишине за дверью было сразу понятно, что там кто-то есть.

Однажды мама зашла к Скугли, Юаким тогда так испугался, что от страха чуть не описался. Он собирался предупредить маму, что ходить к Загадочным, хоть они и называют себя Скугли, очень опасно. Но не мог вымолвить ни слова. У него перехватило горло.

Тем временем мама как ни в чем не бывало вернулась домой и была такая же, как всегда. Она взяла у Загадочных почитать какую-то книгу. Книга оказалась самой обыкновенной, ничего загадочного в ней не было.

Если Юакиму удавалось благополучно миновать коричневое пятно, а это у него всегда получалось, и пробежать мимо двери ведьмы фру Андерсен, это у него тоже всегда получалось, и если его не останавливал Карлсен, он оказывался перед дверью Загадочных.

Ему хотелось пробежать мимо и этой двери, но почему-то он всегда замедлял шаг. И даже если слышал, как от страха бьется его собственное сердце, непонятная сила заставляла его подойти к двери Загадочных и прижаться к ней ухом.

А потом — но прежде чем дверь распахнется и на площадке покажутся уши Загадочных — нужно было успеть подняться на следующий этаж. И наконец оказаться в безопасности, потому что на этой площадке была его дверь.

Мубыло написано на их дощечке. Тур Эрик, Линда и Юаким Му.

Тур Эрик был его папа, Линда — мама, а Юаким — он сам.

При виде этой дощечки все опасности исчезали. Страхов как не бывало, хотя Сара говорила, что опасности подстерегают человека повсюду, так что о том, чтобы совершенно расслабиться, не могло быть и речи.

Рядом с ними жили Рюды, очень приятные люди. Юаким часто бывал у них, и его всегда угощали чем-нибудь вкусным. У Рюдов был маленький ребенок, ему было месяца два, а может, три, и Юакиму нравилось смотреть, как он кричит. Малыш становился весь красный, и его личико покрывалось морщинами.

Сара была уверена, что по ночам эти приятные Рюды заняты чем-то подозрительным. Например, проделали тайную дверь из своей квартиры в квартиру Юакима и теперь ждут подходящего случая, чтобы до нитки обокрасть соседей.

Юаким осмотрел всю квартиру, но никакой тайной двери не нашел.

— Значит, они ее еще делают, — успокоила его Сара.

Жильцов с четвертого этажа Юаким не знал. Но это было неважно, туда он никогда не поднимался, ему бы это и в голову не пришло. Потому что, как говорили и Сара, и папа, — мало ли что может случиться.

У своей двери он был в безопасности.

Кричать на лестнице запрещалось.

Но теперь, преодолев все опасности, Юаким уже ничего не боялся.

Он открыл свою дверь и закричал во все горло:

— ПАПА!

По лестнице прокатилось эхо. Юаким быстро захлопнул за собой дверь, пока никто не успел выглянуть на лестницу и выбранить его.

Дверь со вздохом закрылась за его спиной.

— Папа!

Звать папу в квартире было уже глупо, ведь в квартире было безопасно и никто чужой его здесь не слышал.

Ему никто не ответил.

К этому Юаким привык. Папа часто впадал в такую глубокую задумчивость, что не слышал его крика.

Юаким бросил ранец на пол, хотя полагалось сразу же отнести его в свою комнату.

Потом он скинул башмаки и бросил их в прихожей, хотя полагалось аккуратно, башмак к башмаку, поставить их на решетку под полкой для шляп.

И наконец он бросился в гостиную, таща за собой коврик, которому следовало лежать у входной двери. Но он и на это не обратил внимания.

В гостиной никого не было.

— Папа!

В пустой комнате его крик был похож на писк, и он побежал обратно в прихожую.

— Тур Эрик!

Никакого ответа.

Юаким огляделся и наконец понял, что папы нет дома.

Пылесос стоял посреди гостиной. Папа обещал убрать квартиру, потому что к ним вечером собирались прийти в гости Янна и Вилли.

На кухонном столе стояла гора грязной посуды, которая росла с каждым днем, самые нижние тарелки стояли там уже четыре дня.

— Нам больше не на чем есть, — сказала утром мама.