Турмуд Хауген - Семь царских камней

Равнина лежала в горной части Монголии. Лето здесь было теплое и короткое, а зима — мягкая, не такая, как во всей остальной стране.

Стояла тихая ночь. В бездонном синем небе мерцали звезды.

Элиам опустилась на колени перед лунным зеркалом и протянула руки к воде ладонями вверх. Она не сводила глаз с каменного столба, показывавшего полночь. Элиам ждала.

Скоро над каменным столбом взойдет полная луна и засверкает в маленьком круглом озере среди лилий и тростника.

Равнина хранила молчание. Ночной ветер не шелестел в траве. Дикие собаки где-то притаились. Не срывались в ночное небо с испуганным гомоном птицы. В полночь все живое замирало на этой равнине.

Никто не мог измерить глубину круглого озера, лежавшего посредине равнины. Лишь верховная жрица знала тайну его дна и умела толковать знаки луны на темной поверхности воды.

Озеро окружали семь каменных столбов, и каждый из этих монолитов показывал свой час из тех семи, что луна светила над равниной. Они бросали на озеро тени, сплетавшиеся в причудливый узор, понятный только верховной жрице.

В тростнике между озером и каменными столбами проходила тропинка. На ней обычно исполнялись ритуальные танцы.

Семь лет Элиам готовилась принять сан жрицы в женском храме лунного полукружия. Нынешней осенью, в полнолуние, должно было состояться посвящение. Сейчас она проходила первое испытание. Ей предстояло бодрствовать семь ночей, читая смысл игры теней и лунного света на поверхности воды. Все это она потом должна была передать верховной жрице.

Первый раз Элиам будет заниматься этим одна. Она волнуется, хотя прежде, когда она разбирала хитросплетения теней и света с кем-нибудь из жриц, все проходило гладко. Элиам уговаривала себя, что справится и одна. Но все же…

Как всегда, с первыми лучами луны у нее сердце забилось часто-часто. Однако мысли ее были спокойны.

Почти неслышно вздохнули лилии, робко склонившиеся над водой. Тихо зашелестел тростник. Элиам невольно выпрямилась.

Над вершиной монолита засветился краешек луны. К озеру побежала тень и коснулась края водяного зеркала.

Элиам следовало смотреть на луну, но она не могла отвести взгляда от лежавшей на воде тени. Она знала, что должна следить за движением луны над монолитом, однако в этой тени было что-то необычное. В ней не было ни серебряных блесток, ни пылающего огня расплавленного золота, ни бледно-синего мерцания — всех тех знаков, по которым жрицы Луны читали тайны, недоступные простым людям.

Тень была глухая, черная и тяжелая. Элиам казалось, что своей тяжестью она даже примяла траву.

Луна уже наполовину поднялась над каменным столбом. Элиам пришлось сделать над собой усилие, чтобы оторвать взгляд от воды и следить за светилом. Ей хотелось увидеть, как луна отделится от монолита и в полную мощь засияет над озером.

Наконец между луной и монолитом показалась узкая полоска ночного неба. Тень от него немного сдвинулась в сторону, а за ней переместились и тени других столбов. Тогда Элиам снова склонилась над лунным зеркалом. Она со страхом смотрела на темную поверхность воды, блестящую и неподвижную. В ней ничего не отражалось. Вода была темна и черна, как ночь.

Элиам недоумевала. Она зажмурилась и снова открыла глаза. На ночном небе сияла луна. Элиам перевела взгляд на озеро — оно отражало лишь черную ночь.

Что случилось? Почему луна не отражается в своем озере, в этой священной воде, заросшей лилиями и тростником, окруженной семью монолитами, в которых сосредоточилась таинственная сила?

Элиам в третий раз посмотрела на лунное зеркало. В нем все также отражалась только ночь. Она поднялась, но так резко, что потеряла равновесие и упала. Ее руки погрузились в воду. У нее захватило дух — вода была очень холодная, но, главное, Элиам нарушила строгий запрет: никто не смел касаться этой воды. У берега было неглубоко, ее руки уперлись в мягкое дно и на Элиам вдруг снизошло блаженство. Лунное зеркало простило ей, что она нарушила священный закон.

Элиам встала, постояла, озадаченно глядя на воду. Потом подняла глаза на белесую луну. Звезд не было. Тогда она бросилась бежать прочь от этого лунного зеркала, от монолитов. Она спешила к храму, стоявшему в тени гор. Она запыхалась, но остановилась и перевела дух, только когда добежала до лестницы. Потом она чинно поднялась по ступеням. Их было восемь — по одной на каждый сверкающий час луны и одна для самой ночи.

В храме было прохладно. На колоннах выступила ночная роса. Сквозь тонкие подошвы сандалий ощущался холод каменных плит пола.

Неожиданно чья-то тень преградила ей путь. Элиам испугалась.

— Почему ты здесь? — Это была Люга, самая близкая подруга Элиам. — Твое место сейчас у лунного зеркала!

Элиам в отчаянии закрыла лицо руками. Она не узнала Люгу, и забыла, что в эту ночь та служит в храме.

— Проводи меня к Алии, — попросила она.

— Сейчас? — удивилась Люга.

— Да, прошу тебя, медлить нельзя…..

Они как будто уже не были подругами.

— Я должна теперь же поговорить с верховной жрицей!

Люга посмотрела на Элиам долгим взглядом, потом повернулась и пошла в глубь храма. Элиам последовала за ней.

Она редко бывала во внутренних помещениях храма. Ученицы, приставленные к лунному зеркалу, обычно наблюдали знаки луны за пределами храма. Кроме лунного зеркала, они наблюдали их на траве и растениях, на небе и на горах. Ученицы храмовой службы постигали знаки луны внутри храма — лунный свет проникал туда сквозь отверстия в своде и оконные проемы, изображая на полу круги и квадраты, в которых таился особый смысл.

Люга не велела Элиам обождать — значит, поняла, что та пришла с важной вестью.

Они почти бежали по темным переходам, в которых мерцало странное серебристое сияние. Иногда они выходили на открытые террасы, но потом их снова укрывал мрак коридора.

Наконец Люга остановилась перед дверью и что-то шепнула стоявшему рядом стражу. Тот исчез и тут же вернулся обратно. Люга посторонилась. Не успела Элиам переступить порог, как дверь закрылась у нее за спиной. Она оказалась в необыкновенно просторном помещении. Наружная стена в нем отсутствовала. Тени и лунный свет покрывали пол дрожащим узором. На столе, далеко от полукруглых окон, за которыми была ночь, тускло горел фонарь.