Кира Михайловская - Неутомимый Морошкин

— Медаль, — говорит Морошкин.

Он не говорит, что ему нужны все медали, которые лежат в коробке. Ему нужна одна медаль. Он принесёт её маме и папе. Он покажет её Боре и Яшке. Яшка расскажет об этой медали своему отцу. Боря — своей маме. И тогда, наконец, собаку будут уважать. С ней будут считаться. И разрешат Морошкину оставить её у себя навсегда.

Человек в ватнике смеётся.

— Мальчик, твою собаку мы даже не можем принять к рассмотрению, — говорит он.

— Почему?

— Какой она породы?

Морошкин молчит.

— Как её зовут?

Морошкин тоже молчит.

— Вот видишь, — говорит человек в ватнике, — у твоей собаки нет даже имени.

— У неё есть имя, — говорит Морошкин. — Только я его не знаю.

— Вот когда ты узнаешь всё про свою собаку, тогда и приходи к нам.

— Но вы знаете, — говорит вспотевший от волнения Морошкин. — Она умеет читать и писать.

— Она же собака, — говорит человек в ватнике. — Зачем ей читать и писать?

— Но она играет на пианино.

— Лучше бы она носила поноску, — говорит человек и выводит Морошкина из круга.

А пудель Джекки тем временем гордо и важно идёт по бревну, поднятому высоко над землёй. И его напружиненный нос не шевельнётся.

Выставка закрылась. И вот они сидят в парке около детского сада, там, где обычно гуляет Валентина Ивановна с детьми, сидят вдвоём: собака и Морошкин. Настя ушла домой есть вареники. Она вернётся после обеда. А Морошкин разговаривает с собакой.

— Эти медали ничего не стоят. Их дают за то, что собака ходит по бревну. А зачем тебе ходить по бревну? Ты будешь ходить по тротуару и разговаривать со мной. И не надо нам никакой медали. Нам и так хорошо. И не надо быть похожим на пуделя Джекки. Или дога. Лучше играй на пианино. Или читай газеты. Делай, что тебе нравится.

Солнце светит вокруг. Жёлтая дорожка, газон, кустик — всё облито солнцем. Свежий прозрачный воздух искрится от солнца. Шапочка у Морошкина съехала на ухо, но он не поправляет её, солнце приятно нагревает правое ухо.

«Всё, — думает Морошкин. — Больше я не знаю, что делать. И сколько я ни думаю, ничего придумать не могу».

И только он подумал так, как на дорожку перед самым носом Морошкина легла тень. Морошкин поднял голову и увидел Прохожего Доктора. Он стоял перед Морошкиным, опёршись на палку, и внимательно его разглядывал.

— Ну-с, — сказал Прохожий Доктор, склонив голову набок. — Мы, кажется, знакомы, молодой человек. Не правда ли? Прошло столько времени, а вы всё ещё продолжаете вздыхать? А ведь, насколько я вижу, у вас появился друг.

— В том-то и дело! — воскликнул Морошкин. — Я повёл его на выставку, но не знал, как его зовут.

— Его зовут Гоблин.

— А это правда, что он играет на пианино?

— Правда. А что в этом удивительного? У каждого из нас есть свои странности.

— И пишет тоже?

— Пишет.

— А что он пишет? — спрашивает Морошкин.

— Гоблин сочиняет стихи, — говорит Прохожий Доктор.

— Не могли бы вы прочесть мне какой-нибудь стих, который сочинил Гоблин? — просит Морошкин.

— Дело в том, — говорит Прохожий Доктор, — что стихами Гоблин считает всё, что начинается на букву «с». Поэтому его стихи не похожи на обычные. Например, обо мне он сочинил такой стих: «Старичок стоял у стены».

— И всё? — удивляется Морошкин. — Весь стих?

— Весь. Больше всего стихов у Гоблина про собак. Ведь слово «собака» начинается на букву «с». Например, такое стихотворение: «Собака стояла у стены».

— А почему, — спрашивает Морошкин, — у Гоблина все стоят у стены?

— Разве ты не понимаешь? Потому что и «стоять» и «стена» начинаются на букву «с». Собственно говоря, я даже думаю, что привязанность Гоблина к тебе объясняется тем, что твоё имя начинается на букву «с». И про тебя Гоблин тоже написал стихотворение.

— Серёжа стоял у стены, — догадался Морошкин.

— Правильно.

— А есть у него стихи, которые у стены не стоят? — спросил Морошкин.

— Есть. Например, такое стихотворение: стакан.

— И всё? Такое короткое стихотворение?

— Это не самое короткое. Самое короткое это просто «с».

— Что такое «с»?

— «С» — это любимая буква Гоблина. Для тебя, может быть, этого мало. А для него это целое стихотворение. «С» — это с тобой, «С» — это с радостью, «С» — это с надеждой.

— Мне нравится такое стихотворение, — сказал Морошкин.

— Си, — произнёс вдруг чей-то тоненький голос.

Морошкин огляделся и увидел, как по невидимому канату, натянутому в воздухе, идёт Миля. Каждый его шаг сопровождается глубоким звуком. Звуки следуют один за другим ровно и размеренно. А внизу под Милиными ногами гудит, живёт город деревянных молоточков. Чьи-то тоненькие руки тянут канаты, которыми привязаны деревянные молоточки, и молоточки поднимаются вверх, опускаясь, ударяют в толстые витые струны: звуки наполняют город. Сначала они звучат невпопад, потом выстраиваются в ряд, сливаются и звучат стройно, слаженно.

Морошкин хочет сказать Прохожему Доктору, что он хорошо знаком с деревянным человечком Милей, который идёт по канату, но зря он оглядывается, смотрит вверх и вниз. Прохожего Доктора нет. Он исчез.

Вместо Прохожего Доктора на скамейке, болтая ногами, сидит Настя.

— Я за собакой пришла, — говорит она.

А Гоблин лежит у ног Морошкина, греется на солнце и улыбается мечтательно.

«…Ну вот, — думает Морошкин на другой день во время завтрака в детском саду, — уже столько дней прошло, а Гоблин всё живёт у Насти, Я всё не могу сказать маме про Гоблина. Я — трус».

— Я — трус, — говорит Морошкин Яшке.

У Яшки с подбородка свисает кислая капуста.

— Я, может, тоже трус, — говорит Яшка.

— А как сделать, чтобы не бояться? — спрашивает Морошкин.

— Зачем это делать? Бояться — хорошо! — говорит Яшка.

— Чего же хорошего? — удивляется Морошкин.

— Но и плохого нету, — говорит Яшка.

— Ты темноты боишься?

— Нет.

— А мышей?

— И мышей не боюсь.

— Почему же ты говоришь, что «бояться — хорошо»?

— А разве плохо? — говорит Яшка, вытирая подбородок. — Вон Борька меня боится — разве это плохо?

Морошкин задумался.

— Это тебе хорошо, что он тебя боится, а ему нехорошо.

— Это почему? — удивился Яшка. — Если он меня бояться не будет, я его поколочу. Разве ему хорошо будет, если я поколочу его?