Лев Рубинштейн - Честный Эйб

На минуту деловая обстановка президентского кабинета словно осветилась, но каким-то странным, фантастическим светом.

Секретарь президента снял со стены большую карту, исчерченную цветными карандашами. На этой карте толстой красной чертой был обозначен поход генерала Ше́рмана из штата Теннесси к морю — поход, который разрезал мятежный Юг на две половины и привёл к победе Севера.

— Не потеряйте карту, — сказал Линкольн секретарю, — мы нанесём на неё обратный путь в Спрингфилд, в адвокатскую контору «Линкольн и Хэрндон». Если мне суждено до этого дожить. Вокруг Белого дома ходят подозрительные фигуры…

Стэнтон запротестовал.

— Не возражайте, Стэнтон. Государственных деятелей не раз убивали. Я знаю, что, сделав это, трудно уцелеть. Но раз это должно случиться, помешать этому невозможно. Дайте мне в охрану Эккерта. Я видел, как он согнул пять кочерёг, одну за другой. Это как раз тот человек, которого я хотел бы пригласить в ложу.

— Эккерт — начальник военного телеграфа, он не может покинуть свой пост, — проворчал Стэнтон. — На вашем месте я не ездил бы в театр. Посещение президентом театра вовсе не обязательно в эти дни…

— В том случае, если об этом не объявлено, Стэнтон. Но все газеты уже сообщили об этом. Хочешь не хочешь, остаётся только поехать. Кроме того, я обещал миссис Линкольн…

В этот момент принесли телеграмму от Гранта. Генерал сообщал, что он выехал из Вашингтона к семье на несколько дней и поэтому в театре присутствовать не может.

В девять часов вечера президент прибыл в переполненный театр Форда. С ним приехали его жена и друзья Стэнтона, майор Рэтбон и Клара Га́ррис.

Газ шипел в лампах. Партер сладко пахнул духами, апельсинами и пылью. Красные плюшевые портьеры колыхались на золочёных ярусах. Зажглись огни на рампе, и заблестели золотом нарисованные на занавесе пышные кисти.

За сценой трижды стукнули молотком по доске, и занавес поднялся.

Играли немудрёную комедию Тома Тэйлора, в которой высмеивались нравы английских аристократов. В ней действовали чудаковатый американец, престарелый лорд, болтливый слуга и богатая наследница. Наследницу играла прославленная Лора Кин, и каждый её выход на сцену вызывал бурю аплодисментов. В партере сидели господа в крахмальном бельё, дамы в лайковых перчатках до локтей и офицеры с сияющими пуговицами мундиров. Публика попроще занимала балкон. Каждая острота «американского кузена» сопровождалась гулом сдержанного смеха. Все были в хорошем настроении в этот весенний день, один из первых дней победоносного мира.

Из зрительного зала лиц в президентской ложе почти не было видно. В полумраке чуть намечался угловатый профиль Линкольна, сидевшего в кресле-качалке боком к публике, да большой белый веер в руках миссис Линкольн.

Линкольн сидел в кресле с полузакрытыми глазами. Он не прислушивался к тому, что говорят на сцене.

Война была кончена — четырёхлетняя великая борьба за свободу, в которой сражался весь американский народ. Четыре года Линкольн стоял у штурвала, как вахтенный рулевой, не теряя головы ни при каких испытаниях. И все эти четыре года не смолкала клевета. Президента-лесоруба называли тираном, диктатором, обезьяной, обманщиком, черепахой, безграмотным дровосеком, бездарным болтуном. Газеты передразнивали его фермерское произношение, хихикали над его ростом и фигурой и мрачно предсказывали гибель Америки под руководством этого неуклюжего деспота.

Их тревожило, что Линкольн вызвал к жизни силы народа которые дремали под замком со времени первой американской революции.

Была ещё другая сила, которая не теряла ни одного дня на Севере, — щеголеватые спекулянты, армейские поставщики с карандашами за ухом, денежные тузы, преспокойно игравшие в карты в часы решительных сражений, политические жулики, сующие взятки в коридорах конгресса, — большая безликая армия мелких и крупных хищников, кишащая, как крысы в трюме корабля.

Для них «лесоруб» сделал своё дело, и «лесоруб» должен уйти. Им, рыцарям наживы, не нужна революция. Им нужен бизнес, великий бог прибыли, с ключами в узловатых пальцах, с цилиндром, из-под которого торчит ястребиный нос пирата.

Их нет сегодня в театре Форда. Они там, в просторных залах биржи, в ресторанах по соседству с конгрессом. Они подсчитывают доходы и шепчутся: не пора ли избавиться от человека из глуши, выходца из пустыни? Он становится опасен.

…Пустыня! Лесная глушь! Воркованье лесных голубей и глухое рычанье пантер. Пионеры с ружьями возле костров. Бревенчатые хижины с одним окном и дверью, прибитой ремешками к притолоке. Большие белые фургоны, запряжённые волами. Старая-престарая Сара Буш, склонившаяся над прялкой при неверном свете самодельной свечи.

…Медлительные воды Огайо. Двухтрубный пароход с огромными колёсами. Крик: «Эй, перевозчик!» Первый серебряный доллар, плеснувший в речной воде, — цена жизни чернокожего человека…

…Пёстрая сутолока Нового Орлеана, и шеренга чернокожих под вывеской «Лучшие негры для продажи». Плети, ошейники, свист прутьев, стоны, отрубленные руки, лай откормленных псов — охотников за людьми…

…Морозы, снега, огоньки маленьких городков Иллинойса. Фермеры с глиняными трубками в руках. Бесконечные судебные процессы против «земельных акул», ростовщиков и мошенников всех видов и калибров…

…Законодательное собрание, потом зал конгресса. Господа законодатели с ворохами бумаг в руках. Бритые, жёсткие лица, тугие, крахмальные воротнички, глянцевитые ботинки. Банда лицемеров, политиканов и напыщенных ораторов…

…Затаившийся Вашингтон, звяканье штыков охраны, хмурое небо над Капитолием, искажённые злобой лица клеветников и заговорщиков. Тревожное потрескивание телеграфных аппаратов по ночам. Газеты, полные невежественной и враждебной болтовни…

…А там, за Потомаком, намокшие от дождя шинели пехотинцев в траншеях, обросшие бородами лица, пушки, обложенные мешками с песком, флаги, простреленные пулями, алая кровь и глинистая грязь…

…Поле битвы при Геттисберге, где южанам был нанесён решительный удар. Ленивые облака над шпилем полуразрушенной церкви. Вспаханное поле, с которого уже давно убрали трупы. Там президент высоким голосом произнёс слова, которые впоследствии будет повторять весь мир: «Правительство народа, народа и для народа никогда не исчезнет с лица земли»…

…Жизнь одного Авраама Линкольна не имеет, значения. Будущее полно подлых убийств и новых жесточайших столкновений. Кто знает, сколько времени пройдёт ещё, пока Америка найдёт путь к свободе и справедливости… Но он, Эйб Линкольн, благодарен судьбе за то, что жил в те годы, когда пламенные сердца звали к свободе, окружённые чёрными тенями врагов…