Януш Корчак - Матиуш на необитаемом острове

Маленькие дети — записал Матиуш в дневнике — похожи на дикарей .

И Матиуш доволен, что может внимательно присмотреться к маленькому ребенку. В приюте, когда он только подходил к малышам, старшие сразу начинали над ним смеяться, что он играет с маленькими. Начинали дразнить его, выдумывать разные глупости, чтобы помешать и испортить игру.

Теперь Матиуш может делать, что хочет, ведь он на необитаемом острове.

Одно только беспокоит Матиуша: ведь не все маленькие дети такие, как Аля. Матиуш вспоминает, как во время первой войны их отряд разместился в деревне недалеко от передовой линии. В доме, где Матиуш прожил тогда больше двух недель, был мальчик, такой же, как Аля, маленький, и похоже говорил, но был тихонький, сидел целые дни у печки и смотрел на них, и очень редко что-нибудь говорил. Не плакал, не вертелся, не мешал и был очень грустный. Матиуш даже подумал, что таким, должно быть, был грустный король, когда был маленьким.

И в приюте тоже дети были разные. Были такие, которые плакали, но тихо. Другие визжали, точно плачут, а слез совсем не было видно. Были такие, которые постоянно бегали жаловаться, и еще другие, которые любили драться. Однажды Матиуш видел, как двое малышей дрались, и даже подумал, что это тоже война. Иногда дерутся двое маленьких детей, а иногда дерутся целые народы. И так же, наверно, те, кто не участвует в драке, смотрят да посмеиваются.

Как все это странно, что люди такие разные и совершенно не похожи друг на друга. Столько разных вещей и столько разных людей нужно узнать. И наверно, даже взрослые короли многого не знают, и потому так трудно быть реформатором.

Матиуш, например, совсем не знает старших мальчиков. Они первые взбунтовались против его реформ.

Детей в возрасте Матиуша старшие мальчики зовут «щенками». И корчат из себя взрослых. Секретничают между собой, не позволяют слушать. Чуть что, дерутся, страшно воображают и гордятся; к младшим подходят, только если что-то хотят попросить или отнять. А часто берут без спроса, а когда им напомнишь, еще и пригрозят. Неприятные они и грубые. Даже когда начнут шутить — или высмеивают, или что-нибудь сделают назло, или ударят изо всей силы. Один раз старший мальчик одолжил у Матиуша ручку, даже вежливо попросил. Но когда Матиуш перед уроком попросил вернуть ему ручку, тот сказал, чтобы он выметался, и даже замахнулся, хотел его ударить. А потом учитель кричал на Матиуша за то, что он явился на урок без ручки.

В Совет Пяти от короля Матиуша Первого Реформатора

Необитаемый Остров Белого Дьявола

ПРОШЕНИЕ № 43

Прошу Совет Пяти сменить на острове стражу. У солдат на родине остались жены и дети, и им пора возвращаться. Они здесь уже пять месяцев, а они ведь не заключенные, чтобы жить на необитаемом острове, это несправедливо. Мне неприятно, что люди из-за меня страдают.

Поэтому убедительно прошу сменить стражу. И еще прошу, чтобы новая стража состояла не из взрослых, а из мальчиков старшего возраста. Здесь есть лодка, можно купаться, совершать экскурсии, так что им не будет скучно. А потом они тоже смогут уехать.

С уважением, Король Матиуш Реформатор.

Прошение Короля Матиуша читал. Со своей стороны возражений не имею.

Полковник Дормеско

Сначала Матиуша сердило, что по каждому пустяку он должен писать прошение в Совет Пяти Королей, которые считались его опекунами. Но постепенно он привык и стал думать, что это даже лучше. Сперва записываешь в тетрадь, что тебе нужно, потом пишешь прошение, отдаешь Дормеско, тот подтверждает, что согласен, прикладывает печать и с первым же кораблем отсылает.

Сорок три прошения послал Матиуш, и ни разу ему не было отказано. Даже револьвер получил. Потому что он не заключенный и выехал сюда добровольно.

И теперь, попросив, чтобы сменили стражу, он ждет с нетерпением, кого же пришлют.

На следующий день после того, как прошение было отправлено, Матиуша постиг страшный удар — умерла его канарейка. Канарейка была уже старая, последнее время сидела неподвижно, грустная, и совсем не пела. Неохотно выходила из клетки и не купалась в мисочке. Ела она мало, больше разбрасывала клювиком зернышки… Матиуш видел это, но думал, что пройдет.

Уже после смерти птички Матиуш вспомнил, что в последний вечер она была особенно грустна. То и дело открывала клювик и закрывала глазки, как будто задыхалась. И так ежилась, точно ей было холодно. Матиуш дышал на нее, чтобы отогреть. А она, видимо, была уже очень больна, И вот наутро — лежит твердая, неподвижная, ножки вытянуты, головка упала, один глаз открыт…

Матиуш вложил клювик в рот, опять стал дышать, попытался выпрямить головку и побежал к Валенты, хотя и сам понимал, что все кончено.

«Теперь у меня уже нет никого на целом свете», — с тоской подумал Матиуш и занялся похоронами. Он вырезал из золотой бумаги корону, чтобы было известно, что это канарейка не простая, а королевская. Выбрал небольшую коробочку, оклеил ее зеленой бумагой, постелил на дно вату, насыпал листьев и положил на них мертвую птичку. Он не хотел, чтобы кто-нибудь это видел, чего-то стыдился. Но чего тут стыдиться? Канарейку подарила ему мама, которая уже умерла, птичка столько лет находилась в кабинете его отца, который тоже умер. Это была дарёная канарейка. А памятные подарки чтят не только короли.

Катафалк Матиуш сделал из двух коробочек. Потом привязал к ним веревочку, завернул всё в бумагу и вышел. Он пошел на гору, которая поднималась над берегом моря. Дойдя до середины горы, где дорога была ровнее, и уже никто не мог его видеть, он поставил катафалк, положил на него гроб и потянул за собой этот небольшой груз, такой легкий для рук и такой тяжелый для сердца.

Он нашел красивое ровное место под деревом на самой вершине горы и вырыл скаутским ножом могилу. Когда-то так рыли палашами могилы воинам, павшим в бою. Ему захотелось еще раз взглянуть на канарейку. А вдруг случится чудо? И чудо случилось, только другое. Когда Матиуш наклонился, чтобы посмотреть на мертвую птичку, уже лежащую в открытой могиле, — внезапно вверху раздалось громкое птичье пенье, и Матиуш не знал, поет ли это друг мертвой птички или наоборот, враг ее, тот, кто задирал и ссорился, а теперь просит прощенья? А может быть, это поет душа умершей канарейки, переселившаяся в живую?

Матиуш закопал коробочку, сделал из камешков холм и долго не мог решить, можно ли поставить крест.

И опять стал размышлять о маме и об отце. И о том, что их могилы так далеко. И что молитвы Матиуша не такие, как должны бы быть. Всегда только парадные богослужения. Всегда с министрами, церемониймейстером, иностранными послами. Так было в церкви, так же было на могилах родителей. И кто знает, не приятнее ли лежать рядом с канарейкой на высокой горе над морем, под пальмой. И, сам не зная зачем, Матиуш сделал еще две могилы, а потом вспомнил Кампанеллу и сделал еще одну. И вот вместо одной образовалось четыре могилы — так возникло кладбище Матиуша.