Януш Корчак - Матиуш на необитаемом острове

Матиуш украдкой убегает из дома, теперь стократ дороже стали ему кладбище на горе, лодка, уроки с Але и Алей, одинокие прогулки по лесу и скрипка.

Матиуш понимал, что это только начало. Ждал, что будет дальше. Амари как будто о нем забыл, но канцелярия работает: Матиуш видит в окно, как два писаря, склоненные над столом, до позднего вечера что-то пишут. Бумаги, присылаемые ему подписать, все длиннее. Матиуш отсылает их, не читая. Еда с каждым днем становится хуже, Матиуш почти голодает. Раньше он срывал иногда несколько фиников или фиг, теперь без них не мог бы просуществовать. И вот однажды вообще не прислали обеда. И это бы Матиуш стерпел, если бы не услышал из соседней комнаты такое замечание:

— Они будут ссориться, а мы должны дохнуть с голода!

Матиуш постучал в дверь: это был знак, что он зовет ординарца.

— Вы сегодня обедали? — спросил его Матиуш.

— Разрешите доложить, никак нет, ваше величество, кухня уже три дня не работает. Господин ротмистр без подписи вашего величества не имеет права выдать провизию.

Матиуш надел военный мундир и вызвал ротмистра.

— Прошу прислать мне на просмотр все бумаги из канцелярии.

— Слушаюсь, ваше величество.

Через пять минут был принесен на подпись приказ о выдаче обеда. Матиуш подписал его.

Через десять минут в соседней комнате раздалось троекратное «ура!», и послышался стук ложек.

Вскоре был принесен Матиушу обед. Но Матиуш отослал его обратно. Ему не хотелось есть, а кроме того, у него не было времени. Он читал бумаги.

Холодный пот выступил у него на лбу — среди бумаг была жалоба Амари на полковника Дормеско.

Ничего не знаю , — писал Амари. — Неизвестно, сколько должно быть стульев, столов, ложек, простынь, тарелок и ножей. Неизвестно, куда девалось мыло, молоко, конфеты, книги и игрушки. Имею сведения, что у детей смотрителя маяка имеется много краденых вещей короля Матиуша. Среди документов не найдено ни одной квитанции, ни одного счета. Домишки грязные и обшарпанные, непригодные для жилья. Стража распущенная, никакой дисциплины…

Было три жалобы на Матиуша. Но жалобы выглядели так, как будто ротмистр сожалел и беспокоился о здоровье августейшего затворника:

Здоровье короля в плачевном состоянии. Он нервный и подавленный. Не желает читать и подписывать бумаги, чем очень затрудняет работу канцелярии. Не разрешает проводить учения…

Другая жалоба:

Король совершает на лодке далекие заплывы в море и возвращается усталый и раздраженный. Взбирается на горы, откуда можно упасть и разбиться. Ходит один по лесу, где могут быть дикие звери, змеи, а возможно, и людоеды.

Третья жалоба:

Король позволяет своей охране шуметь до поздней ночи, громкий хохот и крики мальчишек постоянно раздаются по всему острову. Эти неслухи украли у мастеров пилу и два топора. Если принять во внимание, что с мальчиками такого возраста вообще трудно справиться, то просто не знаю, что будет в дальнейшем.

Ребята действительно очень шумели, курили, сквернословили, ссорились и даже дрались, так что Матиуш не мог не только играть у себя в комнате на скрипке, но и спать по ночам. Он несколько раз готов был сделать им замечание, но все ждал, что они успокоятся сами.

Матиуш еще ни сразу не разговаривал с ними, даже не знал их имена, кроме Филиппа, своего ординарца.

Это был здоровенный парень, довольно неприятный. С виду он был послушный, являлся по первому зову, по-военному прищелкивал каблуками, но как-то нагло смотрел прямо в глаза. И хотя внешне все было как будто в порядке, Матиуш однажды, отвернувшись, увидел на стене его тень — Филипп погрозил ему сзади кулаком и показал язык. Матиуш не был уверен, что это действительно было так, может быть, ему только показалось. Для чего бы Филиппу так делать? В комнате больше никого не было, и за что грозить Матиушу?

Он даже часто слышал, как за дверями Филипп успокаивал товарищей:

— Тише! Вы мешаете королю спать! Что ж вы, хамы, короля беспокоите?

Но Матиушу эти успокоения были еще более неприятны, чем шум. И он удивлялся, почему Филипп так громко кричит, ведь он же знает, что за стеной все слышно. И как-то странно говорит «коррроль», как будто издевается или хочет оскорбить…

Теперь Матиуш старался как можно меньше быть дома. Он или украшал свое кладбище цветами, или ехал на маяк, или садился у моря и думал: «Надо что-то сделать. Надо написать в Совет Пяти. Но что?»

Он не может просить, чтобы все было по-старому, потому что тогда ему скажут, что он сам не знает, чего хочет. Надо с этими ребятами поговорить: хочу их узнать и полюбить… Но это же неправда, я совсем не хочу их любить, я хочу от них избавиться… Зачем скрывать? Они отвратительные!

Курят и нарочно через замочную скважину пускают дым в его комнату. Он слышит их шепот и приглушенный смех. Уж лучше бы шумели, чем так шептаться. И всё смеются, наверно, над Матиушем — ведь он слышит за дверью то «король», то «он», то «Матиуш», Пока Филипп не заорет во все горло:

— Успокойтесь вы, быдло, корррроль спать хочет! Нельзя мешать корррролю, когда он хочет ссспать!

Все изменилось — и изменилось сразу. Со следующим кораблем снова приехало несколько взрослых особ: будут всё измерять, должны сделать план острова. Приехали две дамы, будут делать зарисовки. Приехал доктор, осмотрел Матиуша, что-то написал на листе бумаги и с тем же кораблем отплыл обратно. Начали строить еще один дом, специально для канцелярии. Привезены трубы, на которых умели играть писари, кто-то из плотников и два парня из охраны. Оркестр играл, ротмистр, топограф и две дамы танцевали. А Матиуш, лежа в кровати, плакал.

Так жаль было Матиушу, что нет больше полковника Дормеско, так ему не хватало Валенты, который умел объяснять сны, так было грустно и плохо, что, если бы не дети с маяка и не кладбище на горе, оделся бы, пошел в лес, в самую чащу и, если бы нашел одинокую башню, остался бы там, а нет — пошел бы к дикарям, которые, Матиуш точно знает, здесь есть, только скрываются.

И вдруг Матиуш почувствовал, что кто-то ползет по одеялу.

«Наверно, мышь».

Нет, это был зверек больше мыши, рыжий, с маленьким хвостиком и белыми лапками. А что самое удивительное, на шее у него была цепочка с какой-то гирькой. Нет, это не гирька, а орех. А в орехе письмо от Клю-Клю!

Дорогой Матиуш , — писала Клю-Клю, — сердце мне говорит, что тебе плохо на необитаемом острове. С белыми теперь совсем не вижусь, потому что у нас страшная война. Бум-Друм убит. Я теперь такая же сирота, как и ты.

Далее шло подробное указание, как положить ответ в орех, как орех заклеить, чтобы бумага не промокла, когда крысенок будет плыть через море.

Понял Матиуш, что этот зверек как почтовый голубь. Матиуш поспешил написать ответ; он успокоил Клю-Клю, что ему хорошо, что он не знает еще, останется ли на острове, чтобы она почаще ему писала.