Сильвана Гандольфи - Альдабра. Черепаха, которая любила Шекспира

— Нам в школе рассказывали о профилактическом лечении. Чтобы не заболеть в будущем.

Она медленно выпрямила шею. И засмеялась.

— Я никогда не заболею, уж поверь мне, Элиза.

Она похлопала меня по руке, которую я держала на перилах.

— Ни за какие коврижки я не буду ходить к врачу. Эти докторишки ничего не понимают.

Я со вздохом сдалась. Впрочем, я и не верила, что мне удастся ее уломать.

На острове Бурано бабушка купила мне кружевной воротничок ручной работы. Огромный воротник из сплошной белой пены напоминал костюмы шекспировских персонажей.

Мы купили по сэндвичу с латуком и двинулись к маленькой площади, окруженной зелеными, розовыми и канареечно-желтыми домами. Там мы устроились на лавке на солнышке под деревьями. Управившись со своим сэндвичем, бабушка Эя задремала. Удобный случай, чтобы незаметно разглядеть ее. Во сне ее длинная чуть втянутая в плечи шея поднималась и опускалась в такт дыханию. Маленькая голова слегка покачивалась. Вблизи голова не казалась гладкой: словно ее покрывала шершавая бронзовая патина, не очень-то приятная на вид. У меня опять сжалось сердце. И снова, сидя рядом с ней на лавочке в тишине, я решила сегодня же вечером поговорить с мамой. Единственно верное решение.

Я вернулась домой к семи и отправилась на поиски мамы, которая поливала цветы на балконе.

— Как прошел день, Элиза? Вы отпраздновали с бабушкой конец учебного года?

— Еще как.

Мама продолжала одной рукой лить воду из маленькой лейки. В другой была зажата сигарета.

— Я как раз думаю о том, как здорово было бы на летние каникулы поехать на море вдвоем, только ты и я. Куда-нибудь подальше, например, в Лигурию. Или в горы… Но беда в том, что я не решаюсь оставить бабушку одну: она слишком старая. Если с ней что-нибудь случится в наше отсутствие, я себе этого никогда не прощу!

— Ты права, — пробормотала я. — Я нужна бабушке… Мне кажется… Мне кажется…

На этот раз я бы не отступила: я готова была продолжать, пустившись в описания всех бабушкиных недугов и перемен. Но мама поставила лейку под кран, сделала пару затяжек и решительно сказала:

— Мы обязательно поедем куда-нибудь на каникулы, обещаю тебе, Элиза, но не в этом году. Чуть позже это можно будет осуществить. Видишь ли, я много думала о том, как решить проблему с бабушкой. Она стареет и скоро уже не сможет сама о себе позаботиться, как все старые люди, даже те, у кого не было… проблем с психикой. И раз она такая упрямая, что ни за что на свете не хочет жить с нами, я стала искать другое подходящее место.

Я слушала с замиранием сердца, представляя себе, что она собирается сказать.

Мама взяла наполнившуюся лейку и выключила воду.

— В наше время, — продолжала она, не сводя глаз с цветов, которые снова принялась поливать, — есть много прекрасных мест для стариков. Настоящие курорты на свежем воздухе, вдали от шума, где за ними присматривают днем и ночью. Они стоят целое состояние, но ради бабушки я готова пойти на любую жертву. К тому же есть ее пенсия, которая поможет нам справиться с расходами. Я нашла одно такое место, недалеко от Венеции, вглубь от побережья. Настоящий рай. Мне бы так жить!

— Но бабушка Эя не захочет покинуть свой домик на Челестии! — пробормотала я.

— Да, представляю, она будет упрямиться, как когда-то. Но надо будет убедить ее. Очень скоро для нее станет слишком опасно жить одной. Особенно в этой лачуге, которую ей дали вместо дома!

— Но бабушка еще крепкая! Она все делает сама!

— Да, но сколько еще это продлится? Знаешь, старики иногда разваливаются в считанные дни.

— А если она не согласится? — спросила я, кусая дрожащие губы.

— Она должна согласиться, — ответила мама тихо, — и ты в этом можешь мне помочь.

Из горшка с геранью переливалась вода, но она, похоже, не замечала этого: все наклоняла и наклоняла лейку, пока не вылила воду до последней капли.

— Дом называется «Тихая вилла». Я уже забронировала его. Мне обещали, что меньше чем через полгода там освободится место. Она должна туда вселиться, иначе оно пропадет. У нас почти полгода впереди, чтобы убедить бабушку, что это лучшее для нее решение. Я рассчитываю на тебя. Возможно, тебя она послушает.

Ну ладно, хватит о грустном, у тебя же сегодня праздник. Не каждый день моя самая любимая дочка заканчивает начальную школу. Пойдем ужинать в пиццерию, а?

«Моя самая любимая дочка» — это мама так шутила, ведь других дочек у нее не было. Насколько я помню, единственная шутка, которую она себе позволяла.

В тот вечер я ела пиццу без обычного энтузиазма, представляя себе бабушку, запертую в доме отдыха с другими стариками. Не напомнит ли он ей психушку? Бабушке не нравилось сидеть взаперти, не нравилось, когда ей говорили, что делать, не нравился режим. Нет, пока я жива, ноги бабушкиной не будет в богадельне. Ее состояние вдруг показалось мне гораздо менее серьезным, чем я думала в последнее время. Подумаешь, лысеет и кожа чересчур загорела. Ну выбросила вставную челюсть и еле-еле тащится. Нет, бабушка должна и дальше жить, как ей заблагорассудится. В своем коттедже. И вовсе это не лачуга, а самый настоящий коттедж. Я присмотрю за бабушкой. Позабочусь обо всем. Только через мой труп они заставят ее делать что-то, что ей не по душе.

Я машинально поглощала пиццу кусок за куском, даже не разбирая вкуса, разрабатывая план действий. Я расскажу маме, что бабушка крепче некуда и отлично владеет собой. Тогда она сама решит, что такая бодрая старушка не нуждается ни в каком доме престарелых. А если бабушке что-то будет нужно, я сама приду ей на помощь и обо всем позабочусь. Я буду защищать ее от всего и от всех. Всегда.

Проглотив последний кусочек пиццы, я начала атаку:

— Смотри, что мне на днях сплела бабушка! — воскликнула я, выудив из кармана джинсов сверток. К счастью, на бледно-голубой веленевой бумаге не было никакой надписи. Я показала маме кружевной воротничок.

— Она сама его сплела? Это невозможно!

— Доделала совсем недавно. Она часто плела его, пока я сидела у нее в гостях.

Бабушка-бабушка, и ты говоришь, что я не умею врать?

Мама выбросила сигарету, чтобы потрогать нежную пену кружева. Она повертела его между пальцами, поднесла к лицу, чтобы получше рассмотреть.

— Какой изумительный воротничок: будто его делал профессионал! Такая тонкая работа… Не думала, что в ее возрасте бывает такое хорошее зрение!

— Еще как! Она видит лучше нас с тобой вместе взятых!

По маминому потрясенному лицу я поняла, что первый шаг к победе сделан.

После прогулки по Бурано гулять с бабушкой стало невозможно.

Мало того, что нам с трудом давался каждый пройденный сантиметр, не говоря ужо метрах, так еще и прохожие начали на нее оглядываться. Бабушка становилась все смуглее и толще. И все сильнее горбилась: спина уже была параллельна земле. Но, не считая этого и пугающей медлительности, бабушка держалась отлично. Она глубоко дышала и часто улыбалась. Собственная медлительность вовсе ей не мешала.