Ганс Краузе - Али-баба и Куриная Фея

Но Вальтер Бауман не дал себя прервать.

— Что же касается моих мнимых призывов к саботажу, то это обвинение меня очень удивляет. Странно: как раз вчера ребята справились с работой раньше, чем третья бригада. Правда, бригадир? Не ты ли сам просил нас, чтобы мы тебе помогли?

Леман задыхался от ярости.

— Ваш участок был на десять метров меньше нашего! — кричал он, пытаясь спасти честь своей бригады.

— На десять метров, говоришь ты? — вмешалась Хильдегард Мукке. — Ну и что ж? Это не меняет дела. Твои люди по крайней мере на десять лет старше учеников… Что вы, собственно говоря, хотите? Ученики вчера поработали на совесть, а товарищу Бауману удалось связать практические занятия с теорией. Что же здесь худого? Наоборот, это очень хорошо. Выращивая урожаи и ухаживая за скотом, мы не должны забывать о людях. Учёба ребят также входит в наш производственный план. Мне кажется, коллега Кнорц недооценивает этой важной задачи нашего предприятия.

— Минутку, — прервал её Кнорц, театральным жестом прижав правую руку к груди. — В такой обстановке нельзя спорить. Так не годится. К ученикам я всегда отношусь с величайшим вниманием. Спросите у них самих: мы с ними хорошо понимаем друг друга. Ребята меня любят. Но именно потому, что я желаю молодым людям только добра, мне хотелось бы предостеречь коллегу Баумана. Его сомнительные методы воспитания у нас в Катербурге рано или поздно потерпят крах. При всём моём хорошем отношении к ученикам я не советую Бауману слишком с ними носиться. Это их испортит.

Кабулке помахал кепкой.

— Правильно! Я могу это подтвердить. Я сам отец, и у меня дома есть такой же осёл. Парни в этом возрасте нуждаются в сильной руке. Сильная рука им нужнее всего.

Вальтеру Бауману надоели глупые препирательства. Он снял свою кепку с вешалки.

— Они рассуждают так, словно на свете никогда не было Макаренко! — вполголоса проговорил он, взявшись за ручку двери.

Хильдегард Мукке ободряюще улыбнулась ему.

Отсутствие полдника оказалось весьма чувствительным для ребят.

Каждый вечер, перед самым сном, к заведующей являлись просители.

— Фрейлейн Стефани, мы ужасно проголодались. Дайте нам что-нибудь поесть. Ах, фрейлейн Стефани, неужели вы нас ещё не простили? Но ведь мы ни в чём не виноваты! Разве это мы бросили сало в почтовый ящик?

У Инги Стефани не хватало духу проводить в жизнь своё собственное решение с той строгостью, как бы ей хотелось. Она каждый раз уступала.

— Кроме хлеба с повидлом, ничего нет, — говорила она ворчливо, стараясь казаться сердитой.

— Вот и хорошо! Хлеба с, повидлом вполне достаточно. Большое вам спасибо, фрейлейн Стефани! Мы ведь знаем, что вы вовсе не такая…

«Да, я действительно не такая, какой бы мне полагалось быть, — с огорчением думала заведующая. — Я просто тряпка, поэтому мне ничего не удаётся довести до конца».

Когда Инга Стефани отменила полдник, она действительно считала, что это наказание повлияет на виновного; она думала, что он признается во всём. Но как она заблуждалась! Инга Стефани начала сомневаться в правильности своего решения. Она поняла, что действовала необдуманно, наказание было несправедливым.

А между тем ещё три дня назад, когда Вальтер Бауман сказал ей что-то в этом роде, она на него обиделась.

На ужин была Каша. С ней случилось несчастье: фрау Хушке зазевалась, не помешала её вовремя, и каша пригорела. Поэтому поварихе пришлось разбавить её молоком пополам с водой. Таким образом она надеялась спасти положение.

— Какая гадость! — возмущались ребята.

Даже Али-баба забастовал, правда, после того, как он уже съел полторы тарелки. Но жидкая кашица не могла надолго утолить голод. Чтобы насытиться, Али-бабе надо было съесть что-нибудь более основательное и в несравнимо большем количестве. Перед самым сном он почувствовал адский голод.

— Фу-ты ну-ты! Я голоден как волк! — жаловался он ребятам.

— Иди к фрейлейн Стефани, — посоветовал ему Заноза.

— Ах! — Али-баба бросился на кровать.

Он вспомнил о злосчастной истории с салом. С каким лицом он пойдёт к заведующей?

Но голод становился всё сильнее. Сильней угрызений совести.

«Я должен что-нибудь поесть, а то мне станет совсем плохо», — говорил себе Али-баба.

Вскоре он отправился искать заведующую. Она была у себя в комнате. Али-баба робко постучал в дверь.

— Входи. Что тебе надо?

Инга Стефани встретила его не слишком любезно. Это был уже девятый ученик, просивший у неё сегодня добавки.

— Дайте мне, пожалуйста, кусочек хлеба, — скромно попросил Али-баба, — а то я никак не могу заснуть.

В ответ на его просьбу Инга Стефани только вздохнула. Она позвала Ренату, которая дежурила вместо Стрекозы по дому. Стрекоза пошла в клуб на репетицию танцевального кружка.

— Дай Хорсту Эппке хлеба с повидлом! — Инга Стефани протянула Ренате ключи от кладовой. — Только смотри, чтоб он не съел целую буханку.

Рената повела Али-бабу вниз.

— Подожди меня здесь, — резко сказала она, открывая дверь в кладовую.

Али-баба послушно установился у порога.

«Ладно, — думал он, — разыгрывай из себя что хочешь, только дай мне что-нибудь поесть».

Рената зажгла свет, принесла буханку хлеба и отрезала толстый ломоть. «Даже своему злейшему врагу не следует жалеть хлеба», — решила она. Но вдруг Рената остановилась — её взгляд упал на кусок жирной Грудинки, висевшей в кладовой. Шпиг!.. Рената вспомнила испорченное письмо. Прежнее подозрение вновь шевельнулось в ней. Она покосилась на Али-бабу, который всё ещё стоял в коридоре у двери.

— Послушай, что ты хочешь: хлеб с салом или хлеб с повидлом? — спросила она.

— С повидлом, пожалуйста!

Рената изумилась. Почему, собственно, он предпочитает повидло? Ведь шпиг сытнее. Её руки дрожали от волнения. «Спокойней, спокойней! Али-баба не должен ничего заметить, — думала Рената, отрезая большим ножом фрау Хушке толстый кусок сала. — Сейчас я всё узнаю».

Положив сало на хлеб, Рената дала его Али-бабе.

— Приятного аппетита!

— Но ведь я просил хлеб с повидлом! — Рука Али-бабы, протянувшаяся было к Ренате, вновь опустилась. — Не будь злючкой! — попросил он. — Возьми сало обратно и намажь на хлеб повидло.

— Почему? Посмотри, какое хорошее сало! Ешь, оно вкусное! От сала люди становятся сильнее. Все полярники берут с собой в экспедицию сало.

Но уговоры не помогали. Али-баба с отвращением отворачивался от сала.

— Фу-ты ну-ты! Я же говорю тебе, дай мне повидло. Я не переношу ничего жирного.

— Ах, вот что! Так бы сразу и сказал, что не любишь сала.

Теперь Рената окончательно убедилась в своей правоте: это он, он и никто другой! Она быстро вернулась в кладовую и положила обратно ломтик шпига. Потом намазала на хлеб тёмно-жёлтый абрикосовый джем.