Радий Погодин - Земля имеет форму репы (сборник)

— Чем это вы занимаетесь? — спросил Яшка.

Принц и принцесса целоваться прекратили.

— Измеряем границу.

— Измеряете что?

— Мальчик, мы измеряем границу между нашими государствами, — вежливо объяснил принц. — Дорожка, на которой ты стоишь, — граница. Она измерялась давно, еще при моем дедушке.

— Вы думаете, она стала короче? — спросил Яшка Кошкин.

— Или длиннее, — сказала принцесса очень любезно. — С границами все может быть.

— Их все же принято измерять километрами, — пробормотал Яшка Кошкин, пятясь. — А также морскими милями.

— Наверно, он двоечник. — Принц и принцесса отвернулись от Яшки. — Простите, на каком числе мы остановились?

— На десяти тысячах четырнадцати, — ответили дамы.

— На десяти тысячах пятнадцати, — ответили кавалеры.

Принц грустно покачал головой.

— Придется все начинать сначала.

Принцесса вздохнула.

— Да, сколь велика цель, столь велика и ответственность.

Яшка был поражен. Особенно тем, что ему не надрали уши. Выскочил он на большую дорогу и услыхал — кто-то плачет. Яшка — босыми ступнями на холодный пол и — вдох-выдох.

А кто-то плачет. На кухне. Яшка как был босиком — туда.

Там, у стола, Яшкина старшая сестра сидит, Марина, волейболистка, умница, восьмиклассница, и плачет. К ее ногам прижался старый пудель Барбос. Имел Барбос свойство прижиматься к ноге именно того члена семьи, у которого на душе кошки скребут.

«Профукали, — подумал Яшка. — Девчонкам из Старой Руссы. Наверно, ноль — три. Поздно плакать. Нужно на тренировках выкладываться». Уселся Яшка напротив сестры. И жалко ему ее. Нос у нее красный, ресницы склеились в острые стрелки. «По шесть штук», — сосчитал Яшка. «А у Лиды Мякишевой реснички склеиваются по восемь». Лида Мякишева — Яшкина одноклассница, даже соседка по парте. Иногда брызнет Лида на Яшку слезами и носик в сторону — в математике не тянет, в оптике плавает.

— Профукали, — сказал Яшка. — А надо было тренироваться.

Глаза у Марины мгновенно высохли. Отпустила она брату Яшке затрещину — воспитательную.

— И не профукали — раскатали. Три — ноль. Совсем зеленые девочки, им еще в куклы играть. А плачу я — сон приснился ужасный. — Марина снова заплакала.

Яшка Кошкин на сестрины затрещины не обижался.

— Какой сон-то?

— Кошмарный. Граница между двумя королевствами — дорожка такая в косую полоску. С одной стороны принцесса, вся в шелковом, бледная. С другой стороны принц — в бархатном, тоже бледный.

— Целуются!

Глаза у Марины опять высохли. Отпустила она брату Яшке вторую затрещину, словно ввела мяч в игру.

— Это за перебивку. И не целуются, а, представляешь, измеряют границу рублем. А дамы и кавалеры записывают в блокнотах: сто тысяч один; сто тысяч два; сто тысяч три…

— Дураки они! Границы измеряют милями и километрами!

А Марина ему в ответ:

— Мне их жаль. Границу не измерять, ее сердцем чувствовать должно…

Слово «должно» Яшка ощутил в себе, как неразжеванную хлебную корку. Стоит она поперек Яшкиного нутра и от нее по телу боль… Проснулся Яшка. Опустил босые ноги на холодный пол. Встал. Луна за окном, как уже разрезанный именинный торт.

К Яшкиной ноге прижимается теплым боком старый пудель Барбос и говорит негромко:

— Светает, Яша. Не бойся дня…

Появляется Змий в большую грозу. В сверкании молний.

Нагуляется по небу в раскатах грома, ляжет на бугор брюхом, лежит-нежится, любуется родной природой. И хорошо ему.

Немногим людям удается увидеть Змия вблизи. Это как с шаровой молнией — все про нее знают, да мало кто видел. Но ведь она есть. И летает куда захочет. И Змий есть.

Чешуя на его теле размером с корыто — бронзовая. Чешуя на трех шеях размером с тарелку — серебряная.

Одна голова у Змия слуховая, веселая — глаза-яхонты. Другая — нюховая, грустная — глаза-изумруды. Третья голова окулярная, умная — глаза-алмазы. И все три головы огнедышащие.

— Ох, — говорит одна голова. — Не придется ли нынче скучать? Раньше, бывало, фукнешь — деревенька горит и… булат сечет булат. Еще раз фукнешь — Стенька Разин и… княжна персиянская.

— Теперь это нельзя, — объясняет голова другая. — Теперь тут чуть-чуть и аут. Охрана природы. А все нехорошее называется «Змий».

— Какое же Я нехорошее? Обидно слышать, — сказала третья голова.

И ЗАХОХОТАЛ ЗМИЙ, И УДАРИЛ ОЗЕМЬ ХВОСТОМ ТАК, ЧТО ВСЕ КРУГОМ ЗАГУДЕЛО.

Лежит Змий на бугре. Трава после грозы в голубизну, с синей искрой. Цветы приосанились. Такое впечатление, что каждый цветок поет о любви и вечности.

«Влюблюсь, — думает Змий. — Как увижу девицу, так сразу. Прямо в первую».

Только Змий это решение принял путем единодушного мнения голов, как видит он: бежит по тропинке девочка-дошкольница. С литровой стеклянной банкой. Это она за ягодами бежит.

— Стой, — сказал Змий трехголосно.

Девочка банку от испуга к груди прижала.

— А ты кто? — спрашивает. — Дракон?

— Обижаешь, — ответил ей Змий. — Я суть Змий Крылатый, Трехголовый, Огнедышащий.

— Ты принцесс кушаешь?

— Да нет, — сказал Змий. — Они глупые.

Потом три Змиевы головы поменяли свой лик. Одна голова стала шатеном, другая брюнетом, третья блондином.

— Ты нам люба. А мы тебе?

— А вы не можете стать рыженькими?

— Можем. — И все три Змиевы головы: слуховая, нюховая и окулярная стали рыжими.

Девочка засмеялась, в ладошки захлопала и, несмотря на то что Змий возвышался над нею как дом, как гора, как грозовая туча, сказала:

— Как букетик.

Выяснилось, что зовут ее Таня, что идет она собирать землянику.

Тут же вокруг нее образовалась поляна, густо поросшая земляникой. Очень крупной и ароматной.

— Это тебе, — сказал Змий. — И насчет злата-серебра не сомневайся. К свадьбе я тебе подарю золота тонну. Серебра две тонны. Яхонтов три центнера. Других камней, в том числе турмалинов, пятьдесят ведер. А как свадьбу сыграем, я тебе хрустальный дворец выстрою с музыкальными полами. Идешь по ним, а они музыку играют.