Иван Логвиненко - Багряные зори

— Почему? — спросил Петр.

— А коровы погибнут.

— Ну и что?

— Жалко…

— Тогда подожги, когда они будут на пастбище, — настаивает Степан.

Володя задумался.

— Все равно нельзя. Осень холодная, морозы уже не за горами, куда их девать? Нет! Коров надо беречь. Дед Михаил говорил, что зимой наши придут…

— Как же, «придут»! — передразнил Степан. — А сейчас молоко куда идет?

— Немцы забирают…

— Вишь, немцы…

— Хватит! — грубо оборвал Яценюк. — Дело Володя говорит.

— Я обязательно что-нибудь придумаю, я выполню клятву! — густо покраснел Володя. — Только коров не надо, они добрые…

— Как отпустят с фермы, приемник принеси сюда, — строго приказал Яценюк. — Будем слушать сводку Совинформбюро и писать листовки.

— Принесу! Обязательно принесу! — обещает Володя.

— Через неделю, как стемнеет, выходи за село. Тебя встретит Виктор, — обращается Яценюк к Якименко. — С ним пойдешь выполнять одно серьезное задание.

Петр кивнул головой.

— До сего времени я не знал, как оценивается моя жизнь, — пошутил Петр, — а теперь и за мою голову немцы могут выплатить тысячу рублей!

— Денег не хватит в гитлеровской казне, — сурово заметил Иван. — Весь народ поднялся.

— А когда же до меня очередь дойдет? — волнуется Володя.

— Погоди, — успокаивает Иван. — Позовем. Да у тебя уже есть задание — подумай о диверсии на ферме.

— Я буду думать, я все время буду думать, — твердо обещает мальчуган.

Дни становились короче, приближались длинные ночи. Наступила холодная, дождливая осень. И Володя согревался только ночью, в яслях, от теплого дыхания Калины… Было еще темно; коров доили в сумерках, при свете тусклых фонарей. Тугие струйки молока звенели в ведрах. Володя просыпался и тихонько лежал, прислушиваясь к звукам и шорохам. Потом к яслям подходила тетя Аня и, наклонившись над ним, ласково говорила:

— Вставай, сыночек, — и протягивала ему ведро с молоком.

Пересохшими за ночь губами припадал Володя к подойнику и долго, не торопясь тянул теплое молоко.

А тетя Аня усаживалась на край яслей, ласково гладила мальчишку рукой по стриженой голове и тяжело вздыхала. От нее пахло свежим ржаным хлебом, яблоками и полынью.

Володя знал, что у тети Ани фашисты угнали в Германию дочь, но никто не знал, что она погибла там, в концлагере. Ни с кем не делилась тетя Аня своим горем, не плакала на людях. Только в темные ночи политая горячими слезами подушка да сдержанный шепот выдавали горе матери: «Наталочка… доченька моя…»

По утрам вылезал Володя из яслей, выбегал во двор, собирался, на скорую руку, торопясь выгнать побыстрее стадо в степь.

Шеф Ольшаницы Кнейзель всегда был частым гостем на ферме. Правда, Володя никогда его не видел, потому что приезжал и уезжал немецкий офицер только днем, когда стадо было в поле.

Но однажды на ферму шеф приехал поздно вечером. Осмотрел хозяйство и тут же приказал управляющему:

— Молоко отправлять только в столовую для панов офицеров. Им нужно много молока, это подымает их тонус. Итак, — распорядился Кнейзель, — ни одной кружки не расходовать на другие нужды!

— А дети? Как они обойдутся без молока? — интересуется управляющий.

— Какие дети? Чьи дети? Вы что, совсем из ума выжили? Здесь нет наших детей! Бидоны с молоком запломбировать. Офицерам необходимо свежее, высококачественное молоко.

Володя слышал разговор от начала до конца, С тех пор утром и вечером, в строго отведенное время, к ферме подъезжал военный грузовой автомобиль.

…В воскресенье Володя отпросился домой. Вымыла мать голову сыну, сменила белье, накормила, поплакала немного и уложила спать. А утром, еще до рассвета, Володя спросил:

— А где у нас, мама, мышьяк?

— Какой, сынок, мышьяк?

— А помнишь, мы с отцом еще до войны крыс в подвале травили? Еще тогда осталось полбанки, и ты куда-то припрятала.

— А зачем он тебе?

— На ферме крыс развелось видимо-невидимо, всю ночь пищат, скребутся, спать не дают. Хочу их потравить.

Мать вышла из комнаты, долго что-то переставляла в кладовой, а потом возвратилась и поставила на скамейку стеклянную банку, аккуратно завязанную сверху тряпкой.

— Будь осторожен, — сказала она, — не потрави коров.

К вечеру Володя уже был на ферме. До самого рассвета не сомкнул глаз. Подобрал колени чуть ли не до подбородка, свернулся калачиком на соломе в яслях и все думал и думал…

В темноте вылез из яслей, нашел нужную бутылку и подошел к Калине. Нащупал вымя, подставил бутылку к соску. Тоненькой струйкой потекло в горлышко теплое молоко.

Достал банку, высыпал в бутылку мышьяк и заткнул ее пробкой из кукурузного початка. Потом долго взбалтывал смесь.

«Как же все-таки вылить ее в бидон? — рассуждал мальчуган. — Молоко сливают всегда в присутствии немца. Он же пломбирует наполненные бидоны».

И вдруг на другом конце фермы протяжно заревел бугай. Володю словно кто-то подтолкнул под бок.

— Озорник!

Озорника боялись все. Никого, кроме скотника, не подпускал к себе могучий великан.

— Так… — подумал вслух Володя. — Вот кто мне сейчас поможет.

Уже совсем рассвело, когда доярки закончили доить коров. По-за яслями Володя незаметно пробрался в конец фермы, где в отдельном загоне стоял грозный бугай. Осторожно вытащил мальчуган засов и ловко вскарабкался на стенку загона. Одной рукой держась за перекладину, другой он с трудом достал цепь. Долго перебирал кольца, пока не подобрались пальцы к круглому недоуздку. Сильно стиснув зубы, Володя изо всей силы нажал на цепь, и она со звоном упала к ногам бугая.

Володя вмиг открыл дверь.

Бугай гордо встряхнул головой. Почувствовав свободу, он заревел и стремительно понесся к выходу.

— Озорник отвязался! — вскрикнула не на шутку перепуганная тетя Аня.

В панике побросали доярки ведра и все, как одна, выбежали на улицу. Выскочили на улицу и немцы, приехавшие за молоком. Стремглав бросился Володя в комнату, где стояли наполненные до краев бидоны, и быстро вылил в один из них приготовленный раствор.

На улице вопили женщины, что-то недоброе выкрикивали немцы. Долго гонялся растерянный скотник за бугаем, пока, наконец, не ухватил его за протянутое в ноздри кольцо. Ласково погладил по шее, успокоил Озорника и повел его в коровник.

Только теперь доярки и немцы возвратились в помещение.

Через полчаса стадо, пощипывая на ходу траву, нехотя выходило со двора. Мимо него, вспугивая коров, по дороге быстро промчалась машина, груженная бидонами. Немцы торопились. Молоко офицерам необходимо было доставить вовремя, к завтраку, а тут, как нарочно, задержка с бугаем.