Ольга Русанова - Сестры

«Молоденький такой… мальчик совсем…» — проговорила она, ни к кому не обращаясь, и закрыла лицо платком.

Женя бросилась к ней:

«Ну как? Что?»

Соня вытерла слезы:

«Кончился».

И вернулась в палатку.

А Женя вынула из кармана своей гимнастерки орден Отечественной войны. Как только поедет она в Москву, так сразу же зайдет к Анне Ивановне Токаревой, Чистые пруды, двенадцать «а». Никогда она этого адреса не забудет…

— Только я вот когда в Москву приехала…

Женя замолчала. Старушка смотрела прямо перед собой. Глаза ее были сухи. Рука судорожно мяла синюю кайму скатерти.

— А у тебя что же, родственники в Москве? — спросила немного погодя старушка.

— Нет, я в детском доме живу.

Токарева вздохнула:

— У чужих, говоришь… Вот оно что… Родных, значит, ни души?

— Сестра у меня осталась.

И Женя рассказала про Зину и про советы Вали из справочного бюро. Видно, такой уж день выдался у Жени — не могла она больше молчать!

— Покажи-ка, что это еще за адресные карточки?

Женя развернула пакет.

Старушка надела очки, стала рассматривать открытки.

— Найдем твою Зину! — отрезала она и сдвинула очки на лоб. — Вместе будем искать. Ты карточки надписывай, а я в управление схожу. Весь свет обшарим, а Зину найдем!

Тут в комнату вошел стриженый загорелый мальчик.

«Дяди Миши братишка», — подумала Женя — так мальчик напоминал знакомого ей лейтенанта.

— Футболист он у меня, — отрекомендовала старушка и показала на его сбитые, в ссадинах колени. — Хомич с Чистых прудов.

«Хомич» нахмурился, кивнул Жене. Быстро прошел к окну и стал рыться в ящике, где лежали какие-то гвозди, отвертка, сломанный фарфоровый изолятор.

— Витюшка, да ты знаешь, кто это? — сказала Антонина Степановна. — Она нам Мишин орден привезла.

— Где? — Мальчик кинулся к ордену, стал его рассматривать.

А бабушка вдруг поднялась с дивана:

— Эх, я старая! И чайку-то не предложила!

И засуетилась, захлопотала. Походка у нее была легкая, плавная, совсем бесшумная. Так иногда ходят очень полные люди.

— Сейчас я тебя вареньем угощу. Клубника в этом году уж очень удалась. Миша клубнику любил…

То и дело вытирая глаза фартуком, она включила электрическую плитку. Вышла и вернулась с алюминиевым чайником. Руки у нее дрожали, и она сплеснула из чайника воду. Плитка сердито отфыркнулась паром. Старушка открыла буфет, достала красивую пеструю чашку. Чашка жалобно задребезжала на блюдце — казалось, вот-вот упадет. А клубничное варенье из тонконогой вазочки ленивой струйкой потекло на белую накрахмаленную скатерть.

— Ничего… это ничего, — растерянно сказала Антонина Степановна. — Отстирается. — И налила чай.

Тем временем Витя забросал Женю вопросами, и ей пришлось снова рассказывать о своей встрече с лейтенантом Михаилом Токаревым.

Старушка слушала, вздыхала и один за другим намазывала вареньем ломти булки.

— Кушай, кушай, — приговаривала она. — Небось, у вас там, в детском доме, такого варенья не дадут.

— …Мы потом дядю Мишу сколько раз вспоминали! — закончила Женя. Она, кажется, все-все про него рассказала. И вдруг почувствовала, что страшно устала.

Ох, как не хотелось ей расставаться с бабушкой дяди Миши, которая вдруг стала ей точно родная! Но дольше нельзя было задерживаться.

— Бабуся, до свиданья! — Женя встала из-за стола. — Спокойной ночи!

— А тебе разрешили к нам-то? — спохватилась старушка и строго посмотрела на девочку. — Ты, наверное, и не отпрашивалась?

— Нет, разрешили. Я как вчера стала у Тамары Петровны к вам отпрашиваться, пришлось про орден сказать, и она сама мне велела скорее пойти. «Вот, — говорит, — сейчас мы с тобой дяде Саше письмо напишем, завтра пойдешь и бросишь его. А потом к Токаревым. И как же ты, Женя, — говорит, — мне еще в первый день про орден не сказала? Надо было сразу к ним, раз такое поручение!» А я Москвы еще не знала тогда и боялась, что меня не отпустят.

— Стало быть, все в порядке?

— Нет, в управление-то я не отпрашивалась, сама зашла, — сказала Женя. — Только я сразу как приду, так и признаюсь.

— Это ты правильно. А не накажет тебя Тамара Петровна?

Женя замялась:

— Не знаю…

Антонина Степановна отрезала от булки горбушку с золотой хрустящей корочкой, намазала вареньем. Получилось как пирожное.

— А если тебя захотят наказать, — проговорила она, завертывая «пирожное», — скажи, у родственников, мол, задержалась. Токаревы с Чистых тебе родня. А если все равно накажут, ко мне придешь! — Лицо старушки покраснело, и на нем вдруг заметнее стали прямые, решительные седые брови. — Так смотри, Евгения, в случае чего — приходи. Я тебе теперь, как и Витюшке, бабка.

Женя вышла на лестницу.

Витя выскочил за ней и крикнул:

— Так ты приходи! Каждый день приходи! У нас каждый день розыгрыш. На кубок Чистых прудов!

А бабушка подошла к комоду и долго смотрела на отливавшую золотом, лучистую звезду.

В детском доме гости бывали часто. Приходили ремесленники, студенты техникумов, которые недавно здесь воспитывались, ребята из Дома пионеров. А сегодня пришли ребята из детского дома с Маросейки. Их встретили старшие девочки и, конечно, председатель совета Лида. Они повели гостей в сад, «в волшебный уголок» электриков.

«За столом чудес», уставленным электрическими приборами, хозяйничали Шура и Кира.

Гости столпились возле стола. Девочки в ярких цветастых сарафанах смущенно переминались с ноги на ногу. Мальчики степенно одергивали на себе белые парусиновые косоворотки и во все стороны вертели наголо остриженными головами, приглядываясь к Кириным чудесам науки и техники.

— Кто варенья хочет? — спросила Кира. Она взяла со стеклянного блюдечка пустую ложку и протянула мальчику: — Митя, угощайся!

Митя приложил губы к пустой ложке и громко засмеялся:

— Ух, и щиплет твое варенье!

— Потому что это не вишневое и не малиновое, — с важностью проговорила Кира, — а электрическое!

Но Митя сам был электриком и отлично знал все эти «чудеса». Он схватил со стола линейку и поднял ее над Кириной головой. Курчавые волосы ее так и поднялись дыбом.

Все засмеялись, а мальчик сделал удивленное лицо:

— Кира, чего ты испугалась? Меня, что ли?

Смех не затихал ни на минуту.

А Лида все поглядывала на калитку — не идет ли Женя. Но ее не было. Лида тревожилась — куда, в самом деле, она девалась? И главное, Тамары Петровны нет. Дежурные сказали, что она плохо себя почувствовала и ушла домой. Наконец Лида не выдержала и подбежала к Шуре, которая увлеклась разговором с начальником штаба Митей Корчагиным.