Ольга Русанова - Сестры

— Рапорт сдан!

— Рапорт принят!

Пионерки полукругом уселись на сцене. Женя заметила, как кто-то замахал ей из зала. Это была Зина. Женя прыгнула в зал и втиснулась на краешек стула между Зиной и Надеждой Антоновной.

На сцену вдруг ворвались лучи — золотые, белые, сиреневые, зеленые. В зале стало слышно жужжанье прожектора. Вот ослепительно яркий сноп лучей пробежал по залу и остановился в первом ряду. И все пионерки, сидевшие на сцене, и зрители, заполнившие зал, невольно повернулись в ту сторону.

Они увидели важно восседавшую Антонину Степановну. Дядя Саша что-то объяснял ей и другой своей соседке — Надежде Антоновне. Кольцова слушала майора и тихонько приговаривала: «Да-да…» и поправляла растрепавшиеся Женины косички. На трех стульях, поддерживая друг друга, сидели довольные, смеющиеся Женя, Зина, Нина и Витя.

Зал снова погрузился в полумрак. И Женя, глядя на алое пламя костра, на знамя дружины, на таких дорогих и близких ей девочек, сидевших на сцене, глядя на еще более, чем всегда, взволнованную, добрую, ласковую Ксению Григорьевну, на тетю Дашу, на толстую, сияющую повариху тетю Олю, думала: «Как же уйти отсюда? Ведь это мой дом, здесь все родное!» И этот светлый, просторный зал, где девочки вечерами столько раз сиживали в обнимку на ковре и слушали рассказы Тамары Петровны о прошлом, о жизни, о будущем…

А пионерская комната, где в уголке за пианино они с Шурой только вчера поверяли друг другу самые сокровенные тайны! И ведь они решили, что подружились навсегда, на всю жизнь!

А библиотека! Пускай она маленькая, но зато она своя, родная. Женя знала каждую книгу на белых, некрашеных полках, помнила каждую картинку. А сколько хороших, горячих споров разгоралось этих полок!

А кастелянная, где белеют аккуратные столбики чистого, отглаженного белья и слышится добродушная воркотня тети Даши!

А сад, где они занимались с Лидой, играют с Ниной! Нина… Да ведь это тоже ее сестра, самая настоящая, самая родная! Нет, она ее никогда не оставит!

И Женя обернулась к Тамаре Петровне.

— Как же мне быть? — сказала она шопотом. — Я не знаю… И здесь мне хорошо, и с Зиной будет хорошо, и с дядей Сашей… — Не отчаянием добавила: — Со всеми мне будет хорошо!

Тамара Петровна тихонько засмеялась и рукой сжала ее плечо:

— Значит, все будет хорошо! Не беспокойся, не торопись. Будешь там, где захочется.

Но Женя уже не могла успокоиться.

— Нет, я знаю, — сказала она горячо: — я здесь останусь… с девочками!

— А Зина? — повернулась к ней Кольцова.

— А Зина будет каждый день приходить! И дядя Саша. Он тоже в Москве будет, — тихо говорила Женя. — Дядя Саша, ведь ты останешься с нами? Правда останешься? И мы все будем вместе. Потому что вы — моя семья!

Тут на сцену поднялась Анна Игнатьевна. Не только девочки, но и все гости уже знали, кто эта женщина-подполковник. Это она разыскала Зину!

— Сегодня у всех у нас большая радость, — проговорила Журавлева: — нашлась Зина, сестра вашей воспитанницы.

Все захлопали, стали оглядываться на Женю и Зину, смущенных и радостных. А решительная Майя закричала на весь зал:

— На сцену! Просим на сцену!

Журавлева засмеялась, поманила рукой:

— Идите, сестрички, идите!

Женя с Зиной поднялись на сцену. Журавлева обеих прижала к себе. А потом подняла руку, прося тишины:

— Найти ее, егозу эту, было нелегко. Но в нашей огромной советской семье ни один человек не может пропасть, даже если он такой маленький. — Она с улыбкой взглянула на Зину. — Потому что у нас о детях заботится весь народ. Этому нас учит вот кто, ребята. — И она показала на большой портрет товарища Сталина с маленькой Мамлакат. Да, ребята, в нашей стране партия и правительство неустанно заботятся обо всех нас, маленьких и больших.

Весь зал, как один человек, поднялся, все захлопали изо всех сил.

А на сцене под лучами прожектора все сильнее и сильнее разгорался праздничный пионерский костер.

«Тетя Паша, Прасковья Волховская. Она помогала партизанам»