Барбру Линдгрен - Маттиас и его друзья

Но ему пришлось валяться одному, так как ни у Маттиаса, ни у Пелле не было ни малейшего желания слушать пение птиц. А точнее сказать, Пелле Маленькому прямо-таки не терпелось снова оказаться в городе среди привычного городского шума.

И вот они снова дома и высыпают на дворе собранные травы и цветы.

Нужны были длинный шест и тонкая стальная проволока, чтобы крепко привязать к шесту цветы и травы. Дядя Клумпе-Думп отыскал все это в погребе.

Пелле и Маттиас сплели по венку. Один венок получился большой, другой — маленький, и оба были почему-то не круглые, а какие-то кривые.

После обеда в городе стало совсем пусто и тихо — ни одного автомобиля на улицах, все уехали за город.

Когда майский шест был готов, Пелле Маленький сбегал домой и принес свою маску — поросячью мордочку. Он сказал, что в праздник надо надеть на себя что-нибудь особенное.

Дядя Клумпе-Думп до того устал от экскурсии в лес, что поднялся к себе наверх и лег вздремнуть.

Около трех часов мимо промчался Пелле Большой, его мопед был нагружен березовыми ветками. Он мигом узнал под маской поросенка Пелле Маленького и, прежде чем исчезнуть в клубах пыли на Свеавеген, показал ему нос.

Мама Маттиаса приготовила много сока и еще больше булочек. Все это она вынесла на подносе во двор и стала там накрывать на стол, который успел откуда-то притащить дядя Клумпе-Думп. Весь двор стал вдруг похож на какой-то праздничный зал.

— Теперь можете пригласить всех из соседних домов! — воскликнула мама. — На наш летний праздник.

Маттиас и Пелле Маленький помчались в парк Ванадислюнден и нашли там Пончика и Калле Хлюпика. Калле караулил пестрых улиток, а Пончик присматривал за Пастором.

Услыхав про праздник с угощением. Пончик быстренько водворил Пастора в церковь и запер ее пивной бутылкой. С тех пор как Пончик поправился, у него сильно разыгрался аппетит. Казалось, живот его превратился в бездонную бочку. «Ничего, мало-помалу он спадет!» — говорил Пончик, похлопывая по своему толстому животу.

У Калле Хлюпика был задумчивый вид.

Ему так нравились улитки, что он насилу решился расстаться с ними, хотя его ожидал праздник и сок с булочками.

— Э, ну их, этих улиток! — сказал Пелле. — Они все равно не уползут дальше тротуара.

И все вместе дети отправились на двор.

— Ой, в самом деле здесь настоящий праздник! — удивленно воскликнул Калле Хлюпик, увидев, как все красиво.

— Ясное дело, настоящий! — возмутился Пелле. — А ты думал, что мы хвастаемся?

У Калле Хлюпика сразу стал несчастный вид. Он всегда так переживал, когда на него сердились!

— Пелле Хвастун, ты должен быть добрым к Калле Хлюпику! — вмешался Маттиас. — Вспомни, ведь у вас один и тот же папа!

— Ага, дядя Клумпе-Думп! — разом закричали Калле и Пелле и захлопали в ладоши.

Постепенно все мамы и папы собрались во дворе, пришла даже мама Калле Хлюпика, хотя она еще никого здесь не знала.

Последним явился дядя Клумпе-Думп. Он еще не совсем проснулся и все время тер себе глаза.

— Шапочка с кисточкой, шапочка с кисточкой! — заорал Пелле.

— Нельзя ли обойтись без нее? Только сегодня вечером! — взмолился дядя. — Сегодня ужасно жарко.

Но неумолимый Пелле надвинул шапочку с кисточкой прямо на уши дяде. Потом, вспомнив про канарейку, вынес ее во двор вместе с клеткой, чтобы она не чувствовала себя одинокой и заброшенной.

Только все собрались танцевать, как явился пекарь, задержавшийся до вечера в пекарне. Он держал под мышкой маленькую гармонику.

— Я слыхал, что здесь будет праздник, и решил немного поиграть, — сказал он и заиграл песенку «Лягушата».

Филиппа пугалась, когда Пелле Маленький подходил слишком близко. Ведь он хрюкал и вертел пятачком, как настоящий поросенок.

Потом пекарь заиграл «Пора жать овес», а когда он дошел до песенки «Каждый приглашает свою пару, я приглашаю свою», все взялись за руки. Все, кроме Пелле Маленького, которому пары не хватило.

Не найдя себе пару, он запел:

Тут ему в голову пришла великолепнейшая идея! Он кинулся к птичьей клетке, чтобы схватить канарейку и начать с ней танцевать, прежде чем все запоют: «Ой, как стыдно! Ой, как стыдно!..»

Но случилось нечто просто ужасное!

Клетка была пуста, канарейка улетела!

— Моя канарейка! Где моя канарейка?! — заорал Пелле и отчаянно заплакал.

Пекарь тотчас перестал играть, и все забегали в поисках канарейки.

Одна Филиппа радовалась.

— Пи-пи летает! Пи-пи летает! — кричала она, показывая пальчиком в небо.

— Слыхали! Слыхали! Это она выпустила канарейку! — И Пелле заплакал еще сильнее. — Где она, моя бедненькая канареечка?

Слезы так и лились на поросячью мордочку.

Дядя Клумпе-Думп подошел к мальчику и похлопал его по пятачку.

— Не плачь, дружок! Птица вернется, и очень скоро. Мы все поможем ее отыскать.

— Будете звать ее, кричите «Кафепанна!» [8] Кофейник (шв.) . Она думает, что ее так зовут. — И Пелле с надеждой посмотрел на Клумпе-Думпа.

Сам он вместе с Маттиасом пустился на поиски по улице Фрейгатан.

— Кафепанна! Кафепанна! — кричали они так громко, что эхо отдавалось в безлюдных домах на улице Далагатан.

— Если я ее не найду, я сойду с ума, — всхлипывал Пелле Маленький.

Маттиас пытался его утешить.

— Она прилетит, я обещаю! — уверял он.

Миновав ворота, они очутились в каком-то дворе, откуда просматривалось еще несколько других дворов. Вдалеке разглядели они и свой собственный двор с майским шестом, похожим на зеленую черточку, рядом со скамейкой, где выбивали ковры.

— Надо осмотреть каждое дерево, — сообразил Пелле. — Канарейки, они ведь на деревьях сидят!

Они начали кружить под деревьями и изо всех сил орали: «Кафепанна! Кафепанна!»

— Лучше кричать потише, а не то она подумает, что мы на нее сердимся, — сказал Пелле. Голоса их так и гремели над дворами.

Тогда они стали тихонько манить: «Кафепанна! Кафепанна!»

Канарейка все равно их не слышала. Во всяком случае, она не показывалась.

Вдруг Маттиас с размаху упал прямо носом вниз — ведь они шли, задрав голову и разглядывая ветки деревьев, и как раз на пути Маттиаса оказалась большая яма.

Тут Пелле забыл о своем горе и громко расхохотался:

— Ой, как смешно! До чего ж ты перемазался! Ты весь черный! Ой, сколько травы у тебя в волосах! Хо-хо-хо!

Маттиас выбрался из ямы, вытер свой перепачканный нос и снова задумчиво глянул вниз.

— Да, вроде бы в такой же яме ты зарыл шорты своей мамы?

Пелле не хотелось отвечать. Стоило ему подумать о маминых трикотажных шортах, как у него прямо зуд начинался.