Альберт Лиханов - Мальчик, которому не больно

Но оно горит по-прежнему.

Я поворачиваюсь и сажусь.

И тут я вижу, что дверь в нашу палату раскрывается.

У нас — темно, а там, в коридоре, ярко горит лампочка, и она освещает сверху фигуру Батюшки.

Он стоит, раскинув руки, широкие рукава его чёрной одежды почти закрывают дверь, и на его груди сияет золотой крест.

Я медленно, точно зачарованный, спускаю ноги с кровати. Не отвожу взгляда от Батюшки.

Мне непонятно, почему он там остановился. Почему не входит. Да и зачем пришел, ведь сейчас ночь, и палата спит.

Так — я знаю — не полагается.

Но Батюшка не входит. Там же, в коридоре, он отступает в сторону. И я вздрагиваю: в дверях стоит Богородица. Она была за Батюшкиной спиной.

Всё сияет. А мой наставник Молодчик спит и ничего не видит.

Я протягиваю руки и беру его костыли, приставленные к тумбочке.

Я не умею ходить на них, но зачем-то беру в руки.

Я в ужасе. И в восторге.

Краем глаза я смотрю на маленькую иконку, которую Батюшка повесил мне на тумбочку, и понимаю, что здесь что-то не так. Богородица на картинке — в золотой одежде. А та, что стоит в дверях — в серебряной.

И тут всё во мне вспыхивает.

Я хватаю костыли, подтягиваюсь, вскакиваю на ноги, и делаю первый шаг.

Я опираюсь на свои ноги, и вновь, как во сне, боль, будто молния, пронизывает меня. Но я одолеваю её. И делаю следующий шаг, передвигая костыли.

И кричу:

— Мне больно! Больно!

И тогда женщина, стоявшая в коридоре, летит ко мне. Я не вижу, как она передвигает ноги, и думаю, что она летит. Серебряное её одеяние становится обыкновенным, правда хрустящим, и, прикасаясь к нему, я понимаю, что это мокрый плащ.

Прозрачный плащ, мокрый от дождя! Потому он и блестел, и серебрился под лампочкой в коридоре.

— Мне больно! — кричу я.

И Батюшка кричит из-за спины Мамы:

— Ему больно!

И Мама кричит, обнимая меня:

— Слава Богу! Ему больно!

А я ору изо всей мочи:

— Мне больно!