Мария Киселёва - Верните маму

Бабушка открыла дверь и спросила обычное:

— Ну как?

— Никак. — Зойка прошла, не глядя, и бросила портфель. — Контрольной не было. Зря готовилась вчера.

— Это ничего, — сказала бабушка, не замечая Зойкиного тона. — Все равно пригодится.

— Знаешь ты! — был ответ.

Бабушка покачала головой и прошла на кухню.

«Так и надо», — подумала Зойка и села к обеденному столу. Прочла рассказ в «Пионерской правде», начала другой. В кухне было тихо. «Ах, так, — догадалась Зойка. — Хочет, чтоб я первая попросила». И тут в голове появился жестокий план: с этого часа она совсем не будет принимать пищи. Никогда. Начнет худеть, слабеть, перестанет разговаривать и только будет смотреть таким укоризненным взглядом. Тогда они — отец и бабушка — будут в отчаянии, в страшной тревоге…

Бабушка подошла и поставила на стол тарелку с любимой грибной лапшой. Злые мысли оборвались. Зойка вдохнула душистый пар и начала есть.

Зойка была сердита на себя за то, что не смогла устроить голодовку. Не хватало духу. И вообще она поступает слишком мягко. Давно дала клятву и ничего еще не сделала. Не из таких ли выходят предатели на войне? После этих мыслей становилось не по себе. Нет, очень сложная у Зойки жизнь. Все живут просто, у них все понятно. У Веры, у Люськи, у Димки Лаврова, да и у тех, которые лентяи и плохо учатся. Никто не ищет свою мать, и никому не надо идти против отца. Как это нужно делать, как? Как? Недавно Зойка получила тройку с минусом. Конечно, она не заплакала, давно не плачет из-за отметок, но было очень неприятно. А дома, когда мысли о предательстве снова стали ее мучить, эта злополучная тройка показалась ей находкой.

Когда отец вернулся с работы, Зойка подала ему дневник: «Подпиши». Николай Максимыч достал авторучку и вдруг на секунду остановился. У Зойки радостно прыгнуло сердце. Он огорчен. «Это тебе за маму! — она смотрела на него смело и даже, наверно, дерзко. — За маму!» Николай Максимыч расписался.

— Бывает, — сказал он мягко и отдал дневник. Радость погасла. Мало того, что-то в горле сжалось, и получился прерывистый, грустный вздох.

В тот вечер Зойка записала в дневник:

«Я не отступлюсь, я не оставлю тебя, мама. Только это очень трудно. Но я буду помнить, что отец против тебя. Я буду помнить, и это даст мне силы. Учиться я буду хорошо, потому что это нужно и тебе и мне. Я придумаю что-нибудь другое. И в другое время, а то сейчас папа приходит очень усталый и невеселый. У него на работе что-то не получается».

У парадного остановилась машина «Скорой помощи».

— За кем это? — спросила бабушка и вдруг охнула.

Санитар в белом халате вывел из машины Николая Максимыча с забинтованной ногой и медленно повел к двери. Бабушка, не набросив пальто, кинулась на лестницу. Зойка за ней.

— Ничего, ничего! — крикнул им Николай Максимыч снизу. — Не пугайтесь, пустяки!

На работе Николай Максимыч неловко оступился. Небольшое повреждение — растяжение связок, — но ходить пока нельзя, и на несколько дней он остался дома.

Теперь Зойке стало еще труднее. Дома было хорошо и уютно, как всегда при отце. И как раз кончалось полугодие, шли контрольные. Трудные задачи решали вдвоем. Николай Максимыч, исписав листок, начинал грызть карандаш, ерошил волосы, а потом, совсем как ученик шестого класса, говорил: «А может, ответ в задачнике неправильный?» Зойка смеялась. А когда задача была решена, отец тоном ученика обращался к автору учебника: «Извините, тов. Пономарев. Мы ведь не отличники».

Зойке было хорошо оттого, что отец, прихрамывая, ходит по комнате или сидит, положив забинтованную ногу на табуретку. Никак нельзя было сказать ему что-нибудь резкое, неприятное.

«У меня нет характера, — записала Зойка после нескольких дней раздумья. — Мне трудно, и я сдаюсь. Недавно бабушка купила папе голубую рубашку в клетку для лета. Папа приложил ее к груди и сказал: «Ну как, подходит?» Хорошая была рубашка, но я сказала: «Совсем не подходит. Это для молодых, а ты старый». Папа, наверно, не ожидал, потому что немного оторопел. Я хотела обрадоваться, что ему неприятно, и даже немного обрадовалась, но потом он сказал: «Да, время идет. Но ничего, зато ты уже большая. Не зря старею». И сложил свою рубашку. А мне захотелось прошептать: «Папа, прости. Это ты ведь не знаешь, почему я так сказала, ты не знаешь. Ты совсем не старый, папа». Раз мне так захотелось сказать, значит, я нарушаю клятву. Я не сказала, но все равно. Я не умею побороть в себе слабость».

Сегодня у Зойки день рождения, и ни о чем с самого утра больше не думается, а только об этом дне рождения. Зойка не очень удачно родилась — 23 декабря. Ведь в классе все ровесники, а все-таки подружкам давно уже исполнилось двенадцать лет, а Зойке все было одиннадцать. И лето прошло, и осень, а ей все одиннадцать. И наконец, уже — 23 декабря.

Зойка поднималась по лестнице в класс и думала, что, конечно, не стоит объявлять сразу о дне рождения. Лучше на уроке разослать записки кому надо и смотреть, какое у кого будет выражение. Хотя Зойка знает уже заранее, но все равно интересно. Люся очень любит получать записки, она всегда сразу оставляет все дела, отодвигает учебники, кладет ручку и со всем вниманием углубляется в эту записку. На лице у нее сразу отражается содержание послания: она или улыбается и беззвучно бьет в ладоши, или подмигивает, показывает большой палец или кукиш, так что ответа уже не требуется. Но Люся обязательно пишет ответ и кидает его, когда учительница отвернется. У Веры, наоборот, никогда не догадаешься, что она ответит. Дела своего она не бросит, все у нее как-то ладится: задачка решается, ответ пишется, на все хватает времени. Димка Лавров в прошлом году перехватил записку и написал: «Поздравляю с выходом из ясельного возраста». А сам только на месяц и четыре дня старше.

Когда Зойка вошла в класс, ребята что-то обсуждали. А-а, представление «Снежная Королева», на которое ходили вчера. Конечно, это было здорово, особенно Ледяное царство. Всем захотелось поставить спектакль в школе.

— Вот Зойка была бы Снежной Королевой, — сказала Вера. — У нее косы белые.

Зойка вспыхнула и ждала возражений. Конечно, кто-нибудь из девочек возразит, потому что ведь каждой хочется быть Королевой. Но все согласились. И когда все согласились и Зойка перевела дыхание, Димка Лавров спокойно сказал:

— Ну, Снежная Королева должна быть красивой.

Вдруг учительница вошла в класс, оказывается, звонок уже прозвенел, и обсуждение прекратилось. Зойка села на свое место, а в ушах у нее повторялось: «Должна быть красивой, должна быть красивой. Значит, она, Зойка, некрасивая. Вот и пожалуйста, некрасивая, некрасивая девочка, и всегда будет…»