Александр Власов - Бун-Тур

— Могилка готова… Вас с почестями хоронить или как?

Смотрю я на парня, и такая у него хамская, поганая рожа, что так бы и врезал! Глаза нахальные, и ничего за ними нету — пустота, как у невидимки.

Чувствую: Бун тоже закаменел. И страха у нас уже поменьше осталось.

— А тебя, — говорит Бун, — под свист закопают!

Но пустоту словами не прошибешь! Слова не доходят. Парень подмигнул мальчишкам и сказал:

— Взялись, что ли?

Я только два раза успел влепить кому-то по хуку слева и справа и… полетел вниз. Брызги — во все стороны. Воды в яме по колено. Я в одном углу стою, Бун — в другом. Весь он мокрый, но не трусит. Смотрит вверх, и по глазам видно: хоть стреляй в него сейчас — он и не моргнет!

Поднял голову и я. До верхнего края ямы — полметра, а вокруг — лица перевернутые. Рты открыты — хохочут. Нашел я пустые глаза того парня.

— Покажись, — говорю, — получше, чтобы запомнить!

Лиц вокруг ямы стало поменьше — испугались, а он плюнул сверху и цедит сквозь зубы:

— Хочешь сфотографировать для милиции?

Я увидел над головой подметку его ботинка. Каблук уперся в землю, и на меня грязь посыпалась.

— Мы сами госбезопасность! — крикнул парень и спустил на меня большой ком мокрой глины.

Потом мы с Буном услышали свист. Головы мальчишек исчезли. Кто-то их спугнул. Я пригнулся, подставил Буну спину.

— Лезь быстрей, пока не вернулись!

Он, чудак, отказывается.

— Ноги, — говорит, — грязные.

Мне смешно стало. Оба мы мокрые и по самую макушку в глине вымазаны, а он запачкать меня боится!

— Лезь! — кричу. — Некогда спорить!

А сверху чей-то голос знакомый:

— Марафонский заплыв? Старт или уже финиш?

Смотрим, а это Арнольд Викторович, наш учитель по физкультуре. Крупно нам повезло с Буном!

— Стартуем! — говорю весело.

— А не пора ли финишировать? — спрашивает он и руку вниз тянет.

Выволок нас наверх.

— Кости целы?

— Целы! — ответил Бун.

— Дрались?

— Не дрались! — говорю. — В засаду попали.

Арнольд Викторович вытащил секундомер.

— До вашего дома — четыреста метров. Даю одну минуту, чтоб не простыли. Если не уложитесь, зачета в этой четверти не поставлю.

Он засек время, а мы рванулись к дому и бежали так, как не бегали ни на одном уроке физкультуры. Только брызги на асфальт летели.

Олухи же мы были дремучие. Сколько уже раз за нашу жизнь выбирали председателя совета отряда. А как? Да очень просто — кого попало. Чью фамилию первую выкрикнут, за того и голосовали, лишь бы поскорее закончить сбор. Только в последний раз обдуманно голоснули — за Ваську Лобова. И не ошиблись.

Мы с Буном ни за что бы Борьке Шилову не рассказали про то, как нас чуть не похоронили. Незачем! Он бы обязательно спросил, как мы рассказываем: просто как однокласснику или как председателю? Если как однокласснику, он бы сказал: «Дураки! Вам бы голову проломить могли!» Если как председателю, он бы другое загнул: «Не пионерский поступок! Мы не должны драться с хулиганами! Никому больше не говорите, чтобы не запятнать честь отряда!»

Вот и решайте, был ли смысл рассказывать Борьке Шилову.

А Ваське Лобову мы все выложили.

Он долго не раздумывал — вскочил на парту и объявил на весь класс:

— Люди! Сбор сегодня! Внеочередной! Специальный! Экстренный! Но кому некогда — может не оставаться! Взыскивать не будем!

Его спрашивают: что такое, зачем, какой вопрос на повестке дня?

— Узнаете, — говорит, — после уроков!

Мы с Буном не очень этому сбору обрадовались. Не хотелось, чтобы мальчишки и девчонки про нашу грязевую ванну узнали, но делать было нечего.

На сбор остались все. Ни у кого в тот день дядя не болел и тетя никуда не уезжала. И тишину Ваське не пришлось устанавливать. Когда он занял председательское место, все сами замолчали. Ждут, что он скажет. В это время в класс заглянул Борис Борисович — наш чертежник.

— Что у вас — сбор? — спрашивает. — Тогда почему так тихо? Или я помешал?

Васька не растерялся.

— Нет, — говорит, — не помешали. Наоборот! Хорошо, если бы вы могли остаться.

И зачем Ваське это понадобилось? Может, дипломатию разводит: надеется, что Борис Борисович не останется, потому и приглашает для вежливости?

Но Борис Борисович остался. Сел за последнюю парту, реденькую бородку в кулак зажал и в жгут ее сворачивает. А Васька хоть бы что! Будто с пеленок в председателях ходил! И открыл он свой первый сбор легко и просто, по-человечески.

— Добровольцы, — говорит, — нужны! И не простые, а следопыты и сыщики!

И рассказал он, как мы гнались за мальчишками, как в засаду попали, а закончил так:

— Бун и Тур начали хорошее дело, но им одним не справиться. Нужны добровольцы, чтобы выследить и поймать этих самых поджигателей!

Добровольцев нашлось много — весь наш класс. Борька Шилов тоже руку поднял. Все уже опустили, а он свою держит.

— Тебе чего? — спрашивает Васька.

— Не пионерское, — говорит Борька, — это дело. Задачи пионерской организации, насколько мне помнится, совсем другие!

— Мысль повторе́нная есть ложь!

Это Борис Борисович с задней парты изрек свою любимую поговорку. Я уже говорил: боимся мы этой «повторенной мысли» больше двойки. Борька оглянулся, покраснел, а Васька спрашивает:

— Ты, значит, против и в добровольцы записываться не хочешь?

— Почему? Записываюсь! — заторопился Борька. — Я могу добровольно заявление в милицию составить, пусть только мне приметы тех мальчишек дадут.

Смеялись все, даже Борис Борисович. А Васька, конечно, не пропустил случая и здорово подъел нашего экс-председателя.

— Сколько, — говорит, — живу, а еще ни разу не слышал, чтобы писари-добровольцы требовались. Писарей и так всегда хватает!

Посмеялись, а потом стали обсуждать план операции и ничего толкового придумать не могли. Дежурить у ямы — глупо. Они к той яме, может, целый год не подойдут. Караулить у школ, но их много в нашем районе. И к тому же караулить можем только мы с Буном. Остальные не знают тех мальчишек.

Еще было предложение: устроить в нашем доме у почтовых ящиков секретный пост, но зайдут ли мальчишки в коридор еще раз?

— Зайдут! — уверяет Бун. — У них же спор! Им надо узнать, сколько ящиков сгорело!

Решили после уроков караулить у ящиков. Начали очередь устанавливать, кому с какого часа в секрете сидеть. Васька записывает добровольцев, а сам, хитрюга, все на Бориса Борисовича поглядывает, будто ждет от него чего-то. И дождался.

— А на что они спорили? — спрашивает Борис Борисович.

— Кто проиграет, — ответил Бун, — тот должен пальто какой-то Тамарке покрасить.