Дик Кинг-Смит - Шпунтик собачья лапа

— Итак? — сказал Сквайр.

— Ну хорошо, — одновременно сказали миссис Суиллер и миссис Гобблспад. — В последнем помете у миссис Барлилав… был… шпунтик. — Последнее слово они произнесли почти шепотом.

Наступило грозное молчание, прерываемое лишь скрежетом сквайровских клыков. Глаз его они не видели, они были скрыты вислыми ушами, и этому подруги были несказанно рады.

Наконец Сквайр заговорил — тихо-тихо.

— Продолжайте, — сказал он.

Миссис Суиллер сглотнула:

— Видите ли, Сквайр, обычно, когда рождается шпунтик…

— Обычно? — прервал Сквайр таким же тихим голосом.

— Случается это не часто, само собой, — поспешно вставила миссис Гобблспад, — но у всех у нас время от времени…

— Понятно, — тяжело уронил Сквайр.

— И тогда служитель, — продолжала миссис Суиллер, — забирает его.

— Забирает?

— Во всяком случае, мать больше его не видит.

— Но этот малыш вернулся, — возбужденно подхватила миссис Гобблспад, и тут все остальные мамаши, не в силах сдержаться, загомонили разом, перебивая друг друга:

— Я его видела!

— Храбрый парнишка!

— Не сдался!

— Пролез под дверью!

— А свинарь опять пришел!

— Грязный толстяк!

— Уж мы ему все высказали!

— А потом он опять пришел!

— Это когда другие малыши через двор переходили!

— Ну она ему задала!

Наконец гул голосов затих, и снова наступила уже ничем не нарушаемая тишина.

Спустя какое-то время Сквайр все-таки заговорил, и свиньям показалось, что голос принадлежит кому-то старому и усталому.

— Этот… шпунтик, — медленно произнес он, — он сейчас в Приюте отдохновения с миссис Барлилав, э?

— Да, Сквайр, — ответил хор.

— Так он и есть пловец?

— Да, Сквайр.

— Поразительно! Поразительно! Мальчик или девочка?

— Мальчик, Сквайр.

— Мальчик, стало быть. И как его зовут?

— Шпунтик Собачья Лапа.

— Как?!

— Собачья Лапа.

— Это из-за его…

— Да, Сквайр.

— Благодаря им он и может?..

Восемь голов закивали, воображению девятерых предстало происходящее в ручье.

— Поразительно! — повторил Сквайр. — Поразительно, э?

К нему вернулась свойственная ему учтивость, и в своей обычной грубовато-добродушно-шутливой манере он проговорил:

— Благодарю вас, сударыни. Прошу вернуться, так сказать, к вашим обязанностям.

Но когда те скрылись в своих стойлах, боров продолжал стоять, навалившись на дверь. Он был потрясен, как бываем потрясены все мы, когда узнаем горькую истину о самом себе. Но в то же время он испытывал своего рода облегчение, ибо лучше признать какие-то факты, пусть даже жестокие и неопровержимые, чем продолжать притворяться, будто их не существует. И пока он так стоял, греясь в лучах предвечернего солнца, он даже почувствовал некоторую гордость.

«Шпунтик Собачья Лапа, э? — думал он. — Его унесли, а он вернулся назад, э? Не сдался, понимаете ли. И еще плавает! Плавает, что твоя рыба, черт побери! Поразительно! Клянусь святым Антонием, мне бы хотелось посмотреть на малыша».

Почти весь день Шпунтик провел в воде, лишь изредка вылезая, чтобы глотнуть молочка или съесть земляных каштанов, которых набросал им служитель. Свинарь ничего не заметил. Мы видим лишь то, что ожидаем увидеть, а свинарь и вообразить не мог, чтобы он стал слугой водоплавающей свиньи.

Миссис Барлилав уже воспринимала Фелисити как некое сочетание няньки, тетушки, инструктора и личной охраны. Мать стояла на берегу и наблюдала за учительницей и учеником с бессмысленной улыбкой на большой толстой физиономии.

Для начала Фелисити уделила главное внимание низкой посадке. Она хотела, чтобы Шпунтик глубже погружался в воду, но у него наблюдались трудности с носовым дыханием. Как у всех свиней, ноздри у него выходили из плоского пятачка прямо вперед, и поэтому в них заливалась вода.

— Почему вода не попадает в нос тебе? — отплевываясь, выговорил Шпунтик после многих проб и ошибок.

— Ну у нас имеется что-то вроде клапана, мы его можем закрывать и не впускать воду внутрь, — ответила утка. — Можно ведь закрыть глаза, когда не хочешь чего-то видеть. — Она на минуту задумалась, — А может быть, у тебя он тоже есть? — сказала она.

— Попробуй, детка! — посоветовала миссис Барлилав с берега. — Я же зарываю пятачок в полную до краев кормушку с пойлом, — обратилась она к Фелисити, — ем и пятачка не вынимаю.

И Шпунтик упражнялся вовсю. Сперва на суше он учился посильнее сжимать ноздри, а Фелисити заглядывала при этом ему в нос. Через некоторое время она решила, что у него получается, и они опять зашли в воду. И действительно все получилось!

Затем Фелисити взялась за усовершенствование техники плавания. Передние ноги Шпунтика, похожие на лапы собаки или выдры, срабатывали отлично, требовалось только научить его выбрасывать их вперед, а потом брать на себя, то есть грести, а не просто бить по воде. Но вот задним ногам, которыми он действовал так, будто бежит по земле, не хватало силы толчка.

Утка научила его другому методу: вытягивать задние ноги во всю длину и бить ими в воде поочередно вверх и вниз, как можно быстрее, не сгибая их и почти не высовывая на поверхность.

Этой стадии они достигли к концу первого же дня. И каким же он показался долгим выбившемуся из сил поросенку, когда он в сумерках лежал под дубом, прижавшись к теплому материнскому боку!

Когда мускусная утка устраивалась на ночь на ольховой ветке, то где-то вдали, выше по течению, она услыхала в сгущающейся темноте высокий резкий крик «Ай-зе-ек!» или что-то вроде этого. «Надо предупредить Шпунтика о выдрах, — сонно подумала она. — А то, чего доброго, примут его за большую рыбину».

Следующие два-три дня они старательно труди лись над улучшением стиля, а на четвертый день Фелисити, покинув свою ветку, приплыла рано утром в заводь и застала в ней Шпунтика, который давно уже упражнялся там. Фелисити спряталась за камышами и стала наблюдать. И она была не единственной, кто этим занимался: из норок в откосе высовывались круглые мордочки водяных крыс; из тростников выглядывали шотландские куропатки; зимородок, сидевший на корне, торчавшем из откоса, так заинтересовался происходящим, что, увлеченный зрелищем, забыл про рыбную ловлю. А наверху, высоко в воздухе, отрывая время от ловли мышей, повисла пустельга, увлеченно следя за плавающим поросенком.

«У него отлично получается», — думала Фелисити, глядя, как он прорезает воду, вытянувшись вдоль поверхности, так что видны только глаза и макушка. Он лишь изредка высовывал на мгновение ноздри, чтобы сделать короткий вдох, задние ноги его ритмично били воду, а нелепые передние сильно загребали. Фелисити покинула камыши и подплыла к нему.