Дик Кинг-Смит - Шпунтик собачья лапа

Фелисити расправила крылья, сперва одно, потом другое, вытягивая их во всю длину, большие маховые перья растопырились, как растопыривают пальцы люди. Затем она распрямила ноги, энергично захлопала крыльями и встряхнулась всем телом. Настроение у нее было превосходное.

Она вспомнила о своем новом приятеле Шпунтике Собачья Лапа. «Не миновать ему глубокого нырка», — подумала она насмешливо, и вдруг у нее мелькнула мысль, что ныряльщик легко может превратиться в утопленника. Она снялась с ветки и быстро полетела вниз по течению к Приюту отдохновения. Она вдруг испугалась, что поросенок в своем нетерпении ее не дождется.

Но когда она достигла покатого луга, то убедилась, что все в порядке. Под дубом лежала пятнистая туша — у миссис Барлилав продолжался утренний сон. А на вершине крутого склона топталась маленькая пятнистая фигурка, вернее сказать, приплясывала на месте от нетерпения, скребя землю округлыми передними лапами, точно щенок на невидимой привязи.

— Привет, Фелисити! — крикнул Шпунтик, когда утка спланировала у него над головой. — Старт через две минуты, окей?

Спустя минуту и три четверти первые лучи солнца осветили восточный берег Приюта и шершавую кору дуба, а заодно и гладкие, с белесыми ресницами, веки миссис Барлилав. Она открыла глаза, потянулась, с усилием поднялась на ноги и поискала взглядом своего драгоценного сыночка. Едва ее взгляд поймал его на самом верху склона, как она, к ужасу своему, поняла, что Шпунтик бежит вниз, набирая скорость, все быстрей и быстрей, и наконец, спрыгнув с обрыва, он исчез из ее поля зрения.

Фелисити устроилась под обрывом под самым местом прыжка. Она знала, что сила ускорения вынесет Шпунтика прямо на середину заводи, и, задрав кверху голову, ждала, готовая мгновенно прийти ему на помощь.

Внезапно тишину нарушил душераздирающий визг перепуганной наблюдательницы, находящейся под дубом, и в тот же момент высоко над уткой с высокого берега вылетел пятнистый комок и на какую-то долю секунды, казалось, повис на фоне чистого голубого неба. Ноги его бешено работали, большие уши относило ветром назад, смешной хвостик крутился, как мутовка, взбивающая белок, — Шпунтик Собачья Лапа долю секунды наслаждался свободным полетом.

Затем тяжелая голова потянула вниз, у Шпунтика вырвался испуганный визг, когда темная вода устремилась ему навстречу, и — «уи-уи-уи-плюх-бульк!» — Шпунтик скрылся под водой.

Когда он всплыл на поверхность, то перед ним оказался противоположный берег и он не мог видеть успокаивающей его мускусной утки, которая подплыла к нему совсем близко. Он видел только океан воды вокруг себя, и воды этой он хлебнул уже изрядно. К новоприобретенному понимаю того, что свиньи не могут летать, добавилось ужасное открытие: они не могут и плавать. И ведь он это знал. Об этом говорила ему мамочка. Мамочка, которую он никогда больше не увидит.

— На по-о-мощь! — провизжал Шпунтик. — По-о…

Буль-буль-бульк — и он опять ушел под воду. Когда он всплыл во второй раз, он услышал два голоса. Один — его матери, которая отчаянно вопила, стоя по брюхо на мелководье, после того как с топотом примчалась, бросив свой дуб.

— Спасите его! Спасите моего мальчика! — взывала в панике миссис Барлилав.

Другой голос тихо говорил ему в самое ухо:

— Успокойся. Перестань бороться. Не разговаривай. Закрой рот и не открывай. Дыши пятачком. — И Фелисити направилась к противоположному берегу, который теперь был ближе. Она ободряюще покачивала хвостом и часто оборачивалась, чтобы взглянуть на поросенка.

Ее голос звучал уверенно, а Шпунтик даже в панике сохранил присутствие духа и мужество, и он — что ему оставалось? — повиновался: сжал губы, вздернул голову, так что ноздри уставились в небо, как сдвоенные пулеметы всплывшей подводной лодки, забил задними ногами, как безумный стал загребать передними собачьими лапами и при этом изо всех сил старался вообразить, будто мчится сквозь высокую траву.

К своему изумлению, он начал продвигаться в воде вслед за уткой, сперва медленно, потом быстрее по мере того, как освоил толчок и обрел большую уверенность, и под конец поплыл с такой скоростью, что у берега поравнялся с уткой и они коснулись ногами дна в поросшем тростником заливчике одновременно.

Они посмотрели друг на друга. Глаза их блестели — у Фелисити от радости, но слегка насмешливо, у Шпунтика от облегчения и торжества по мере того, как к нему приходило осознание происшедшего.

— Свиньи не могут летать, — произнес Шпунтик. — Но один поросенок, — тихо начал он, — может… — произнес он погромче, — ПЛАВАТЬ! — прокричал он во весь свой писклявый голос и поплыл сам по себе в сторону ждавшей его на берегу матери.

Все это время миссис Барлилав вопила: «Спасите моего мальчика!» — пока он не очутился, как ей показалось, в безопасности. Но как только он поплыл поперек глубокого ручья, она опять принялась визжать и визжала, пока ушей ее не коснулись звуки двух голосов.

— Успокойтесь, матушка. — Этот голос принадлежал утке, которая поднялась в воздух, перелетела через голову плывущего и приземлилась рядом со свиньей. — Он в порядке. Прислушайтесь.

Когда свинья замолчала, послышался другой голос, которого не заглушил тихий плеск воды в заводи, — голосок ее сына, который приближался к ней:

— Мамочка! Мамочка! Посмотри на меня! Я плыву! Это легко! Смотри!

И пока мать смотрела на него, разинув рот, маленькая фигурка продолжала грести, гоня перед собой небольшую волну, которая образовалась благодаря скорости продвижения.

Однако миссис Барлилав так до конца и не поняла, что произошло, начиная с той минуты, как ее разбудило солнце. Едва Шпунтик вылез на берег и отряхнулся, как делает плавающая за дичью охотничья собака, она повернулась и стала подниматься вверх по склону к вершине холма, в то же время выговаривая сыну, как свойственно мамашам после сильного испуга, причиненного их ребенком:

— Глупый мальчишка. Нехороший мальчишка. Скорей поднимайся, побегай на солнышке, а то простудишься насмерть. Говорила я тебе — не подходи к воде. Чтоб больше туда ни ногой, понятно? Никогда. Прямо и не знаю, что бы отец сказал, если бы знал…

И так далее, пока, не получая ответа, она не обернулась и не обнаружила, что разговаривает сама с собой.

Внизу, как раз под тем местом, где она стояла на крутом берегу, в заводи беззаботно плескались двое: один белый с черными полосами, а другой белый с черными пятнами. Пока миссис Барлилав до головокружения всматривалась с обрыва, они проделали целый ряд фигур в воде. Они выписывали круги, восьмерки, зигзаги, так что поверхность вспенилась и о берег стали шлепать маленькие волны.