Леонид Конторович - Колька и Наташа

Над стоявшими на приколе баржами вились дымки.

Низко над водой кружили чайки.

Подростки вышли к заброшенному складу городского сада. Тут было много всякой всячины: полусгнившие ящики, обручи от бочек, горы бутылочного стекла.

Но путешественников интересовали доски, из которых был сделан забор.

— Ишь, уже растаскали, — недовольно заметил Каланча, доставая из мешка, который он нес, ломик и топор.

Колька взял топор и велел Наташе и Генке сбегать на угол:

— Поглядите — нет ли опасности.

Наташа и Генка умчались выполнять распоряжение. Каланча торопил:

— Тут надо единым духом, народ может подойти.

Старый забор туго подавался усилиям подростков, трещал, визжал гвоздями, скрипел.

— Смотри, какой неподатливый, — отбивая ломиком доску, сердился Вася. Натужившись, он отодрал, наконец, ее. Подбежавший Генка схватил оторванную доску, отнес ее в сторону и бросил. Послышался тонкий треск — рубашка была разорвана гвоздем. Генка оцепенел: «Будет теперь дома баня».

По улице, прихрамывая, шла какая-то женщина. Еще издали охрипшим голосом закричала:

— Чего хулиганите, а вот я вас сейчас!

Откуда-то из-под ворот выскочили дворняжки.

— Кончаем, — торопливо скомандовал Колька. Друзья, схватив несколько досок, помчались к ближайшему проходному двору.

Женщина продолжала кричать. Со двора никто не выходил, но собачья стая угрожающе росла. Увлеченные погоней, дворняги наседали на удиравших. Рыжий шустрый пес, едва не цапнул за ногу отставшего Генку.

— Музыканты, я бросаю доски!

— Не смей! — крикнула Наташа, сама в душе умирая от страха. Она поглядела на Каланчу. Он бежал молча, упрямо прижимая к боку доску. «Чем же я хуже него? Пусть уж лучше искусают ноги, но доски я не оставлю», — решила она.

До проходного двора было еще порядочно.

Генка остановился:

— Я больше не могу!

— Минор! — пригрозил Колька. — Беги, я задержу женщину.

Бросив свою доску, Колька ринулся ей навстречу.

«Что он делает? — испуганно подумала Наташа. — Она его схватит».

Колька подскочил к женщине. Он хотел ей объяснить, что они ничего худого не сделали, но та вцепилась в него.

— Стойте, стойте, — подошел к ним пожилой рабочий. Женщина бранилась, но рабочий оборвал ее.

— Погодите. Сынок, тебе зачем доски?

— Надо!

— На дело?

— Да.

— Отпустите его! Забор давно уже гниет!

Женщина нехотя отступилась.

— Тикай, — хитровато улыбнулся в усы рабочий, — тикай хорошее дело робить.

Отряд остановился у небольшого, покосившегося ветхого домика. Почти у самого разбитого порога в канаве тягуче текла зловонная вода. В отбросах копошился шелудивый тощий пес с голодным блеском в глазах. При виде подростков он оскалил клыки и, скуля, нехотя отошел в сторону.

В дождливую погоду грязная жижа выходила из канавы и заливала дом, в котором жила уборщица Норенского судоремонтного завода Ефросинья Ильинична Апраксина.

Несколько дней назад, после сильного ливня, она зашла к Марии Ивановне.

— Стены отсырели, мокрицы ползают. В кровать ляжешь, а простынь хоть выжимай. — Маленькая старушка подслеповатыми глазами устало и безнадежно смотрела на Марию Ивановну, на Наташу и Кольку, случайно оказавшихся в комнате.

Как только гостья закрыла за собой дверь, Колька вскочил с табуретки.

— Неправильно это! Я сам видел: на Соборной выселяли буржуев. Почему ей комнату не дают?

— Богатых выселяют, верно. Богатым нынче черт колыбель качает. Но ты рассуди: всем беднякам разве хватит?

— А ей должно хватить, — упрямо стоял на своем мальчик, — должно! — Он не понимал, как Мария Ивановна, такая отзывчивая и добрая, могла, как ему казалось, спокойно отнестись к рассказу старушки.

— На весь мир блин не испечешь, поначалу переселяют большие семьи, с ребятней. Им сперва дают… А вы сбегайте к ней, может, чем поможете.

Мысль пришлась по душе. У дома Ефросиньи Ильиничны долго лазили по канаве, осматривали. Придумали поднять немного насыпь. Однако одним не осилить было эту работу.

— Позовем Минора и Каланчу, — предложила Наташа.

…Генка согласился сразу. Каланча стал на дыбы.

— Подумаешь, какая нежная старушка, прямо божий одуванчик. Тоже! Вот я не одну ночь провалялся на барже, а там куда почище, чем в подвале и хоть бы что.

— В общем, пардон, мерси? — спросил Генка.

— Вот именно, сыч.

— Ты шутишь, удивился Колька, — или как?

Но Каланча не спешил с ответом. Он исподлобья посмотрел на Кольку. «Ишь, лоб-то как сморщил, злится». Перевел взгляд на настороженные лица Наташа и Генки и понял: ему не простят отказ.

— Чего же ты молчишь? — строго спросила Наташа. — Ты с нами или нет? Говори!

Вася потоптался на месте, поправил рыжий чуб.

— Ну, чего пристали… «Говори-говори»… Шутю я.

Разработали план действий. Времени на его исполнение было предостаточно — учебный год закончился. Новая школа опустела. Только, тихо позвякивая ключами, ходила по саду сторожиха.

…Им нужно было всего десять досок и полсотни гвоздей. Остальной строительный материал — камень, земля — был в избытке.

— Вспомни, где можно раздобыть доски, ну, подумай и вспомни! — надоедали Каланче Наташа и Колька.

Каланча хитро сощурил глаза.

— Есть тут один заброшенный забор…

— Чей? — спросил Колька.

— Ничейный!

Марии Ивановне решили ничего не говорить. Побоялись — не разрешит.

Так родилась экспедиция за досками.

Нелегко поднять берег: надо врыть в землю доски, привалить их камнями, присыпать землей, чтобы покрепче держались.

Все трудились с увлечением. Только Генка часто отрывался от работы, тревожно оглядываясь.

— Ты чего? — спросил его Колька.

— Как бы нам не всыпали!

— За что?

— Смотри, какой концерт закатили! Разбудим всех.

— А ты не бойся, — рассмеялась Наташа.

— Эй, Минор! — позвал его Каланча. — Подсоби перекатить «дуру», — так он назвал каменную тумбу, которую пытался передвинуть к канаве. И когда Генка помог ему, Каланча, пыхтя и отдуваясь, нравоучительно продолжал.

— Пора им вставать. Нече долго дрыхать.

…Первая, разбуженная шумом, вышла на улицу Ефросинья Ильинична.

— Вы чего тут? — не понимая, что происходит, спросила она.

— А мы хотим, бабуся, берег укрепить, — бойко тряхнув косичками, ответила Наташа, — чтобы вас не заливало.

— Вот как, — только и смогла сказать старушка. И начала помогать им.

Купаясь в прозрачно розовом воздухе, выплыло, наконец, из-за реки солнце. Подростки вспотели. Колька снял рубашку. «О це дило», — подумал Вася и последовал его примеру. Генка, конечно, тоже не мог отстать от них. Расставшись с рубашкой, он почувствовал себя героем и, окончательно забыв о своих опасениях, затянул песню.