Николай Шундик - На Севере дальнем

Долго стоял Чочой у кровати Вияль, застланной пушистым в цветах одеялом. «Какая красивая спальная подставка! Ка­кие красивые цветы на ней!» Одеяло напомнило ему нежный, мягкий мох. Чочой дотронулся до одного, до другого цветка, погладил их рукой.

Заметив дверку в голландской печи, Чочой открыл ее, за­глянул внутрь. «Что же это за вместилище? — спросил он се­бя. — Почему там грязно и как будто дымом пахнет?»

Чочой просунул руку в печь, выпачкал пальцы в саже. «На­верное, костер разжигали», — решил он и вытер сажу о подол рубашки.

Переходя из комнаты в комнату, Чочой добрался до кухни. На столе он увидел сковороду, наполненную чищенной сырой картошкой, и ему сразу захотелось есть. Чочой проглотил слюну и воровато осмотрелся вокруг: он еще не мог оставать­ся равнодушным при виде еды. «Съем один небольшой кусо­чек, — решил он, — здесь добрые люди, ругать меня не бу­дут».

Съев один кусок сырой картошки, Чочой потянулся за вто­рым, за третьим. Опомнился он не скоро.

«Ай, как нехорошо получилось!» — покраснел Чочой и от соблазна ушел из кухни, хотя для него там было множество неизвестных вещей. Однако, закрывая дверь, он еще раз обер­нулся, чтобы хоть издали посмотреть на блестящее пузатое ведро с коротенькими ножками, со странным носом и с ма­ленькой шапочкой наверху, на которой виднелась блестящая пуговица.

Как ни внимательно осматривал Чочой комнату, в которой только что был и уже как будто ко всему пригляделся, а на глаза попадалось все новое и новое.

На высокой подставке с точеными ножками стоял стран­ный ящик с сеточкой, вделанной в переднюю стенку. На этой же стенке находились три черных колесика. Колесики, каза­лось, сами просили, чтобы их покрутили. Чочой не выдер­жал — покрутил одно колесико, затем второе, третье...

И вдруг из ящичка послышался громкий человеческий го­лос. Мальчик отпрянул в сторону, опрокинул стул, споткнул­ся, упал на пол. А человеческий голос продолжал произносить какие-то непонятные слова. «Что это? Я разбудил человека в ящике! — с ужасом думал Чочой, не решаясь подняться на ноги. — Но как же мог человек влезть в такой маленький ящик?»

Прислушавшись, Чочой понял, что голос этот не так уж сердит, как показалось ему вначале.

Так, распластанным на полу, и застала Чочоя Вияль, вер­нувшись домой от соседей. Глянув на мальчика, потом на ра­диоприемник, она все поняла и рассмеялась. Вияль схватила Чочоя своими сильными руками и принялась его целовать, приговаривая что-то несвязное, но необыкновенно нежное, от­чего Чочою хотелось и плакать и смеяться в одно и то же время.

За завтраком у Чочоя разбежались глаза. Он удивился тому, что на столе лежит так много хлеба, который до сих пор в его жизни считался лакомством.

Кэукай учил Чочоя пользоваться вилкой, объяснял, что есть сначала, что потом. Но больше всего поразило Чочоя то, что хлеб, такой вкусный хлеб, следует есть вместе со всякой другой пищей, а не потом, уже в самом конце, на закуску. И как ни старался мальчик есть спокойно, это ему не удава­лось: он нет-нет да и оглядывался, словно боясь, что сейчас явится кто-то злой, непрошеный и отберет завтрак или унич­тожит пищу, как растоптал однажды Адольф Кэмби масленые оладьи. Руки Чочоя дрожали.

Одежда, в которую нарядила Чочоя Вияль, казалась ему очень нарядной и стесняла его. Кэукай подбадривал братиш­ку, поправляя на нем пояс, застегивал пуговицы на рубашке.

— Ничего, Чочой, теперь ты уже совсем другой человек будешь. Послезавтра занятия начинаются, послезавтра в шко­лу с тобой пойдем, — приговаривал Кэукай, критически осмат­ривая костюм брата.

Вдвоем с Кэукаем Чочой оставался недолго. Вскоре яви­лась целая ватага ребят, и их увлекли на улицу. Оглушенный звонким криком мальчишек, Чочой пытался отвечать на их вопросы, прислушиваться к их разговору, не забывая, однако, осматривать поселок и его окрестности. «Сколько домов здесь! А яранг почти нету!» — изумлялся он, стараясь держаться по­ближе к братишке.

В полдень Чочоя с Кэукаем отыскала Вияль и, к огорчению друзей, увела их обедать, а после обеда, по настоянию врача, Вияль заставила Чочоя улечься спать.

Кэукай покружился возле кровати брата и, когда ему по­казалось, что он уже спит, ушел из дому.

Ушли по своим делам из дому Вияль и Таграт. Оставшись один, Чочой решил снова приняться за осмотр дома, в кото­ром, казалось ему, так много интересного и таинственного. Но не успел он одеться, как дверь в комнату отворилась и на по­роге показался Эттай. На его румяном круглом лице было выражение необыкновенной важности и торжественности.

— Послушай меня, Чочой, хорошо послушай! Уши твои сейчас очень важное услышат, — начал он. — Я понимаю, твоя жизнь на Аляске была очень плохой. Вот ты до сих пор не знаешь, наверное, что все дети должны учиться в школе. Но мы тебе объясним, всё объясним: что такое парта, доска, что такое тетрадь; объясним, что такое класс, домашнее задание, пионерский сбор; мы даже объясним тебе, что такое «кол». Но ты лучше получай пятерки. Я знаю, ты обязательно будешь получать пятерки...

Чем дальше говорил Эттай, тем сильнее воодушевлялся. И хоть говорил он по-чукотски, но употреблял столько новых для Чочоя слов, что тот ничего не понял из его бурной речи. «Как все равно шаман при камлании, слова непонятные про­износит», — подумал про него Чочой.

А Эттай между тем продолжал говорить что-то уже совер­шенно непонятное, по-прежнему энергично жестикулируя, по­рой совсем сбиваясь на русскую речь. Наконец, передохнув, он сделал паузу и сказал уже спокойно:

— Хорошие ли я слова тебе говорил, а? Теперь ты, навер­ное, все понимаешь?

— Нет... ничего не понимаю, — невольно признался Чочой.

Эттай смутился, сделал шаг вперед, хотел сказать что-то еще, но вдруг, махнув рукой, залез в свои карманы и с по­спешностью стал извлекать давно уже приготовленные для Чочоя подарки. Здесь было много разных вещей, от которых могли разбежаться глаза любого мальчишки.

— Вот, бери, бери все это! Будем друзьями, хорошими бу­дем друзьями! — закончил Эттай церемонию передачи подар­ков. Схватив руку Чочоя, он крепко пожал ее и направился к выходу.

Эттай ушел, а через несколько минут в комнату вошло че­ловек семь ребят, имен которых Чочой еще не знал. Все они без лишних слов стали вручать свои подарки Чочою. Тот смот­рел со смущением на растущую гору подарков дружбы, пы­тался запомнить всех, пришедших с дарами.

В это время в комнату вошли Кэукай с Петей. Они недо­уменно переглянулись.

— Мы же подарки решили вручить на пионерском сбо­ре, — сказал Петя по-русски.

Один из мальчиков, уже передавший свои подарки, вино­вато кашлянул и сказал, оправдываясь:

— Да это Эттай начал, а мы за ним — опоздать боялись.