Николай Шундик - На Севере дальнем

— Эттай часто так поступает, он совсем неорганизован­ный, — нахмурился Петя.

Чочой во все глаза смотрел на белолицего мальчика. Он не понимал, о чем говорит Петя, но ему было ясно, что тот чем-то недоволен. Вскоре у него мелькнула мысль: «Однако, белолицый сердится, что мне принесли подарки!» Бросив взгляд на кучу подарков, Чочой заговорил быстро, возбуж­денно:

— Зачем мне столько подарков? Не надо мне столько по­дарков! Заберите их! Что я, мистер Кэмби, что ли? Что я, ша­ман Мэнгылю, что ли? Зачем мне столько вещей иметь? Я по­нимаю, почему это ему не нравится... — Чочой показал глаза­ми на Петю и отошел от стола, на котором лежали подарки.

Петя с укором глянул на Кэукая, как бы говоря: вот ви­дишь, как скверно получается!

Кэукай вспылил.

— Нет, это никуда не годится! — почти закричал он. — У Эттая голова хуже, чем у нерпы. Мысли в голове, как снег, — куда ветер подует, туда и летят.

В комнату ввалился запыхавшийся Эттай. В руках у него был новенький аркан. По своей душевной доброте, он решил, что еще мало сделал подарков Чочою, что он зря не отдал ему свой аркан, тогда как все ребята знают, что это у него самая лучшая вещь.

— Скажи, как это называется? — обратился к нему Кэу­кай. — Ты почему решил сам Чочою подарки вручать, а?

Эттай часто-часто заморгал глазами, виновато опустил го­лову.

— Знаешь, Эттай, — не выдержал Петя, — ты своим по­ступком как бы сказал: «Я самый лучший! Я первый подарки вручил, а все остальные ребята куда хуже меня...»

Эттай низко опустил голову. Он не мог не признать Петины слова справедливыми. Сделав усилие над собой, он сказал, прямо и честно глядя Пете в глаза:

— Ты правду говоришь. Получается действительно так... Но я не хотел этого, совсем не хотел этого...

Всем своим видом Эттай, казалось, говорил: всегда у меня получается как-то наоборот — хочу, чтобы хорошо было, а получается плохо. Усиленно вращая, по своей привычке, нос­ком растоптанного торбаза, он смущенно сопел, не решаясь поднять глаза на друзей.

Чочой изо всех сил старался понять суть разговора между Эттаем и Петей.

— Ладно, кончим об этом, — наконец примирительно ска­зал Петя. — Ну, а раз уж так получилось, то нам тоже надо будет сейчас отдать свои подарки. Как ты думаешь, Кэукай?

Все облегченно вздохнули: несмотря на свою обиду, Петя высказал Эттаю все, что думал; он предложил самый хороший выход из затруднительного положения. Теперь дело остава­лось за Кэукаем, авторитет которого для ребят был не мень­шим, чем авторитет Пети.

Кэукай не торопился. В эту минуту он серьезностью и стро­гостью напоминал своего отца, Таграта.

— Хорошо, что у тебя душа честная, — наконец сказал он, окидывая Эттая все еще сердитым взглядом. Но вдруг, блес­нув озорно глазами, слегка щелкнул Эттая по носу и доба­вил: — Вот посмотришь, какие мы с Петей дадим Чочою по­дарки! У тебя от зависти глаза на лоб вылезут...

Сразу всем стало весело. Кто-то из мальчиков, подражая Кэукаю, щелкнул Эттая по макушке. Тот почесал ушибленное место, медленно повернулся и неуловимым движением рук набросил на обидчика аркан. Еще минута — и началась бы увлекательнейшая свалка, но кто-то вспомнил, что они нахо­дятся в комнате.

Подарки Кэукая и Пети были действительно великолепны. Кэукай вручил Чочою свои новенькие коньки-снегурочки, а Петя — спортивные лыжи. Чочой смотрел на эти подарки и, казалось, не верил своим глазам. «Коньки! Лыжи! Точно та­кие же, как я видел у Адольфа и Дэвида!» —думал он. Со­всем недавно для него было мечтой просто постоять на таких лыжах, а теперь!..

Чочой сделал попытку примерить коньки прямо здесь, в комнате, но в это время дверь отворилась, и на пороге пока­зался еще один мальчик с акыном в руках, собранным для броска.

— Тавыль пришел! — изумленно воскликнул кто-то.

Тавыль подошел к Чочою:

— Возьми от меня подарок, от чистого сердца возьми! Нерпу стрелять будешь — этим акыном на берег ее вытаски­вать будешь...

Чочой взял в руки акын и с благодарностью посмотрел на мальчика. Но тот же голос, только уже громче, воскликнул:

— Послушай, Тавыль, так твой же отец...

Эттай подбежал к говорившему мальчику и бесцеремонно закрыл рукой его рот. Зачем тот вздумал припоминать Тавылю прошлое его отца?

— Правильно, Эттай, закрой ему рот, пусть проглотит глупые мысли! — насмешливо сказал Кэукай.

Мальчики и девочки засмеялись, соглашаясь с Кэукаем. Но Тавыль вдруг закрыл лицо руками и, споткнувшись, бы­стро вышел из комнаты.

— Кто обидел его? Почему он ушел? — недоуменно спро­сил Чочой, оглядывая умолкнувших ребят.

— Потом поймешь, Чочой, потом все поймешь! — сказал по-чукотски Петя и направился к выходу, чтобы найти и успо­коить Тавыля.

За Петей вышли гуськом и остальные ребята.

Оставшись один, Чочой принялся осматривать свои по­дарки. Он не мог не вспомнить в эту минуту негра Тома: «Вот если бы Том был со мной! Если бы он был жив!»

Маятник часов, добросовестно повторяя свое «тик-так», гнал большую стрелку все дальше по кругу, а Чочой все сидел и сидел перед грудой подарков. В его глазах стояли слезы.

— Не надо грустить, Чочой! Пойдем на улицу, нас там ожидают ребята!—послышался голос Кэукая.

Чочой повернулся к брату, встал и пошел вслед за ним к выходу.

Кэукай стоял у зеркала, расправляя на груди красный галстук. Чочой незаметно наблюдал за ним. Лицо Кэукая сегодня было по-особенному торжественное, сдержанно-воз­бужденное. Осматривая себя в зеркало, он напевал что-то бодрое, веселое. Чочой пытался понять слова песни, но не мог: Кэукай пел на русском языке.

«Вот бы мне такой красный шарфик!» — не без зависти по­думал Чочой, глядя на пионерский галстук. Подойдя к Кэукаю, он осторожно потрогал галстук и спросил братишку:

— У тебя нет еще одного такого шарфика? Я хотел бы...

Кэукай поспешно, но мягко отстранил от галстука руку Чочоя и, немного подумав, сказал:

— Это не шарфик, это называется пионерский галстук. За него руками браться нельзя, и тебе пока носить его рано.

Чочой удивился: до сих пор здесь угадывалось каждое его желание, все хотели сделать ему что-нибудь приятное. От это­го мальчику было очень неловко и в то же время радостно. И вдруг Кэукай говорит такие слова! «Не обидел ли я его чем-нибудь?» — с тревогой подумал Чочой. Он внимательно посмотрел на Кэукая — тот был весел, как прежде. «Нет, он, кажется, не обиделся», — с облегчением подумал Чочой.

Осмотрев костюм брата, Кэукай поправил его. белый ворот­ничок и сказал:

— Ну, пойдем в школу!

Что придется делать в школе, Чочой не представлял себе, хотя мальчики и рассказывали ему об этом. Все его предпо­ложения о школьных занятиях сводились к хорошо известным, привычным для него делам. «Однако что-нибудь работать при­дется: если не рыбу ловить, то оленей пасти или охотиться. А может, как девчонок, заставят шкуры выделывать?»