Борис Азбукин - Пять Колодезей

— Ты не смейся! Он всех клещей дочиста выберет, что твой санитар.

Внимание Степы привлек один шустрый, непоседливый скворец. Он то и дело перепрыгивал с одной овцы на другую, затем отделился от стайки и уселся на темени рыжей коровы, которая стояла у воды и задумчиво жевала жвачку.

Радостно пискнув, он принялся долбить клювом между рогами, придвигаясь все ближе и ближе к правому уху. Раза два он поднимал голову, косился на байду и, свистнув, продолжал деловито поклевывать.

— Ишь, подлец, как чисто работает, — заметил дед Михей, вертя в руках кисет.

А корова от удовольствия вытянула морду и повернула голову боком, подставляя птице ухо. Сделав свое дело, скворец вновь уселся на темени и радостно свистнул. Степа, подражая, тоже свистнул. Птица повернула голову, удивленно посмотрела на него и вспорхнула.

— Зачем же ты его спугнул? — недовольно заметила Любаша.

— Видать, рассердился, — усмехнулся старик. — Умеешь, мол, свистать, так и свисти без меня.

Дед Михей засунул кисет в карман и, задрав бороденку, выглянул из-под шляпы. Солнце стояло почти над головой.

— Ну, мальцы, — сказал он, — вы забавляйтесь, а я, пока тут стадо побудет с подпаском, добегу до кооператива за табачком.

Любаша и Степа бежали у самой кромки воды по твердому, укатанному волнами песку. Песок был влажный, с лиловыми отливами и гладкий, как асфальт. Волна поминутно лижет его, покрывая кружевной пузырящейся пеной. Приятно шлепать босыми ногами по краю набежавшей волны и обдавать друг друга брызгами.

Берег был пуст. Там, где рыбаки тянули волокушу, теперь сушились сети и лежали свернутые в круги канаты.

Возле Митиного дома ребята увидели Марфу Андреевну. Она стояла, приставив козырьком руку к глазам, и смотрела на площадь, по которой, утопая в облаках пыли, мчалась грузовая машина. Когда грузовик подъехал ближе, Марфа Андреевна бросилась вперед и, раскинув руки, загородила дорогу.

Водитель осадил машину так, что взвизгнули тормоза.

— Чего тебе, тетя Марфа? — высунулся шофер из кабины.

Это был Саша Веселов, разбитной, вихрастый тракторист. Пока его трактор стоял в ремонте, он работал шофером.

— Сашенька, голубчик, выручи! Сынишка у меня захворал, поесть надо ему сготовить, а у меня ни росиночки воды. Привези, родимый, — упрашивала Марфа Андреевна.

— А где же водовозы?

— Один захворал, а другие в дороге замешкались. Говорят, поломка у них приключилась. Может, нынче совсем не приедут.

Саша сочувственно поглядел на женщину, потом на сидевшего рядом с ним молодого геолога «Водхоза».

— Мне, тетя Марфа, не с руки. Я сейчас в город, а за водой надо на станцию кругаля давать. Впрочем, давай посуду, может, в городе где захвачу.

— Вот спасибочки! — обрадовалась женщина. — Я сейчас бочоночек вынесу.

Она побежала в хату; с ней увязалась и Любаша.

Степа слышал этот разговор, и ему опять, как и утром, сделалось не по себе. Он еще не отдал Мите взятой взаймы воды.

Как же помочь другу? Где достать хоть немного воды? Дома — ни кружки. На площади длинной цепочкой выстроились ведра, поставленные еще с утра. Там и Степины, и Митины, и Пашкины… Надо что-то предпринять. Может быть, занять у кого-нибудь? Или, на худой конец, купить ведро у Федьки Хлыста? Ну, заплатит он Федьке рубль, не великое дело. Уж рубль-то у него найдется!

К машине подошел дед Михей. Он поздоровался с Сашей и поклонился сидевшему с ним в кабине геологу. Саша вытащил пачку папирос «Бокс», и они с дедом закурили.

— Эх, и страдальцы же тут живут, Андрей Лукич! — обратился Саша к своему пассажиру. — Триста лет этому селу, и триста лет народ вот так бедствует. Возят воду бо-знать откуда.

— Да, обидела природа, обидела, — согласился его спутник. — И вообще-то весь этот район бедствует. Возьмите Марфинскую эмтээс. Они возят воду из Керчи, за сорок километров. Каждый год на это полтораста тысяч у них вылетает. Да, много в этой земле железа, много соли, а воды мало.

Геолог понравился Степе: загорелый, крутоплечий, в голубой шелковой тенниске, плотно облегающей широкую грудь, он производил впечатление завзятого спортсмена. А мускулы, мускулы-то у него какие! Степа потрогал себя повыше локтя и с завистью посмотрел на литые бицепсы Сашиного пассажира. Вот это силач! Степа рассматривал геолога и слушал разговор.

— Старики помнят, как при царе один кулак тут большущие деньги на воде зашибал. — Саша назвал село по ту сторону Керченского перешейка. — Он там ставок сделал и в засуху торговал по сорок копеек за бочку. А годика через три в помещики вышел — имение купил.

— Был такой мироед, был, — подтвердил дед Михей. — Парамоновым прозывался. Что и говорить, здорово поднажился. А тутошний лавочник Салов все завидовал ему и тоже решил торговать водицей. Но ставочка-то здесь не построишь — балок нету. Вот и надумал он скважину бить.

— И пробил? — оживился геолог.

— Пробил. Сажен на десять пробил — дошел до воды. Ходит купчишка индюком. «Зачем, — говорит, — вам воду возить издалека? Берите у меня по копеечке ведро». Поначалу ведер сто откачали — хорошая, сладкая водица, а потом вдруг пошла такая соленая, ну чисто рапа́ [1] Рапа́ — густой соляной раствор в водоемах на соляных промыслах. .

— Постой, постой, старина. А где ту скважину били? — заинтересовался геолог.

— С того края села.

Андрей Лукич порылся в своем портфеле, вытащил сложенную гармошкой гидрогеологическую карту района и развернул ее на коленях.

— Правильно, старина, есть там вода, и в самом деле горько-соленая.

Дед Михей подошел вплотную к кабине и, прищурясь, посмотрел на геолога.

— А как там, Лукич, в твоих бумагах показано — есть тута у нас сладкая водица аль нет?

— Михей Панкратыч у нас самый главный по воде болельщик, — пояснил Саша. — Он все дела водные тут до тонкости изучил.

— Плохо, Михей Панкратыч, с пресной водой. Не видно ее у вас, — ответил геолог. — Если не веришь — сам погляди.

— Покажь, покажь! — Дед Михей заглянул в открытое окно кабины.

Степа, боясь пропустить самое интересное, вспрыгнул на подножку и пристроился рядом с пастухом.

Карта геолога пестрела разноцветными волнистыми линиями, синими и голубыми кружочками и пятнами, какими-то значками, цифрами и названиями. Дед Михей следил за пальцем Андрея Лукича, бегавшим по ней, слушал пояснения и, как Степе казалось, недоверчиво поглядывал то на геолога, то на карту.

— Погодь, погодь! А где тута раскопки, что за толокой? — спросил старик.

— Скифского поселения? То, что весной раскопали? Вот здесь они должны быть. — Геолог сделал пометку ногтем на карте.

— И возле них, скажешь, водицы нету?

— Что-то не видно.