Канни Мёллер - Я - Янис

— Пойдем! — она вытащила меня в прихожую, обулась и надела пальто.

Мы поднялись на лифте на шестой этаж и подошли к чердачной двери. Я не понимала, что мы собираемся делать — наверное, Глория хотела что-то взять. Может быть, я должна была ей помочь. Но она направилась прямо к окошку в потолке. У нее был ключ, но замок не давался. Пришлось хорошенько постараться, чтобы открыть.

Мы осторожно выбрались на крышу. Господин Аль в несколько прыжков оказался у края, и выглядело это опасно. Глория позвала его, но он продолжал гоняться за осенней листвой. Наверное, воображал, что это жирные мыши.

Я не понимала, зачем мы сюда забрались. А потом увидела. Вдали на шоссе виднелся караван вагончиков и грузовиков.

— Видишь? — прошептала она. — Они едут сюда! Они все ближе!

Это был «Цирк Варьете». Еще далеко, но уже можно было разглядеть красные и желтые вагончики. Хоть караван и ехал очень медленно в среднем ряду, все машины сигналили и старались обогнать.

Глория откинула голову назад, волосы развевались на ветру. Вид у нее был слегка дикий, безумный, она сказала:

— Последний вечер! Мы с тобой!

— У меня нет денег, — прошептала я.

— Я откладывала часть пенсии. На непредвиденные расходы. А это и есть непредвиденные расходы. Если ты захочешь пойти со мной.

— Конечно, — сказала я. — Разумеется.

Мы стояли на крыше и смотрели на маленькую часть мира. Непокорные. Непобедимые. Невероятно сильные. Просто невероятные. Вперед в необозримое будущее! На школьном дворе какие-то мелкие гоняли мяч. Я не знала, кто это, но отсюда сверху они казались смешными. Прямо под нами прошел парень с собакой. Может быть, это был Линус с Шавкой. Меня это не волновало. Пусть и не думает, что он меня интересует. Ни капельки.

— Там я живу, — я показала дом напротив. В эту минуту открылось наше окно. В нашей с Заком комнате. Две руки вытряхивали одеяло.

— Это твоя мама? — спросила Глория.

Я кивнула.

— Подумать только, человек тратит силы на вытряхивание одеяла! — возмутилась Глория. — На ее месте я тратила бы каждую минуту на тренировку трюков.

— Каких трюков? — спросила я.

— Цирковых, конечно! Я бы тренировалась, пока не стала лучшей в мире!

— А если бы у тебя были дети? Неужели ты не стала бы вытряхивать их одеяла?

— Дети сами могут это делать.

— Не думаю, что у моей мамы есть цирковой номер, — сказала я.

— Хорошо, что у меня никогда не было детей, — фыркнула Глория.

— Это почему?

— С детьми много хлопот! А я не из тех, кто вытряхивает чужие одеяла.

— Значит, со мной много хлопот?

Она непонимающе посмотрела на меня.

— Почему?

— Потому что я ребенок.

— Ты?

Я кивнула.

— Бедная, — сказала она. — Ничего, это пройдет.

— Я тоже не буду заводить детей, — решительно произнесла я.

— Не зарекайся. Вот встретишь кого-нибудь — и все. Так обычно бывает.

— Нет, сначала надо делать всякие гадости. А я не хочу.

— Ну, может, ты еще передумаешь, — Глория отправилась к вентиляционной трубе, похожей на дымовую. Я пошла за ней, мне не было слышно, что она говорит. Наверное, ей стало неловко. Пришел кот и стал тереться о мои колени: он все-таки не упал с крыши.

— Может, тебе покажется, что это романтично… или увлекательно, или…

Она прислонилась к трубе и обхватила ее руками. Мы были довольно высоко, и вид у нее стал немного странный, как будто мечтательный. Как будто она обнимала вовсе не уродливую трубу.

— Может, мне покажется, что мне кто-то нравится, — сказала я, не сводя глаз с Глории. — Пока он не начнет болтать ерунду.

— Ну не все же болтают ерунду?

— Все, — убежденно ответила я.

— Тогда придется влюбиться в немого, — сказала Глория.

— Я вообще не хочу ни в кого влюбляться, и поэтому у меня никогда не будет детей, — сказала я.

Вместо ответа Глория забралась на самый верх трубы, раскинула руки и замерла. Разговор о любви пришлось закончить, чтобы она не потеряла равновесие.

Вскоре она слезла, и я вздохнула с облегчением. Она забралась наверх, чтобы что-то доказать себе. А может быть, просто захотела вдохнуть побольше свежего воздуха.

Цирковой караван все приближался к нашему району.

Мама наконец-то все вытряхнула и закрыла окно.

— Расскажи о своем номере, — попросила я. — Что ты делала раньше. В «Цирке Варьете».

— В другой раз, — сказала она. — Слишком холодно.

Когда мы нашли господина Аля и спустились с крыши, настала пора идти домой.

На маленьком трюмо в прихожей стояла сумка Глории. Она была открыта. Проходя мимо, я заглянула внутрь. Там лежала целая пачка купюр. Я вспомнила заплывший глаз Зака. Если брат попал в передрягу, хочется ему помочь. Чтобы у него больше ничего не опухало. Потому что Адидас говорит про какой-то дурацкий долг. Из кухни доносился голос Глории:

— Вку-усная салака, правда, господин Аль? Маленький непутевый котишка… вот…

Я засунула руку в сумку и вытащила сотню. Она ничего не заметит. Я быстро спрятала купюру в карман.

Я добралась до нашей прихожей, до кухни и до стола — и вот купюра стала жечь, как огонь. Через ткань, прямо к коже. Ногу жгло и щипало.

Зак еще не пришел домой. Мама, конечно, стала жаловаться, что вечно кого-то из нас нет дома. Что мы никак не можем собраться и спокойно поужинать. Сколько можно повторять?

Ногу жгло и щипало. Я не вытерпела.

— Я скоро приду, — сказала я и выбежала из-за стола.

— Куда ты?

— Забыла кое-что!

Только бы не столкнуться с Заком на лестнице! Если увижу его опухший глаз, могу решить, что самое важное — спасти его от Адидаса.

Зака на лестнице не было. И во дворе тоже. Я нырнула в подъезд Глории. Спустилась по темной лестнице до ее двери. Осторожно приоткрыла почтовую щель. Она слушала магнитофон. В квартире раздавался лошадиный топот. Ни она, ни господин Аль не слышали, что у двери кто-то есть. Я осторожно опустила сотню в щель, чтобы она приземлилась на коврик у двери.

И жечь тут же перестало. Какое облегчение! Какое счастье!

Зак пришел домой поздно. Кроме фингала, к которому я уже почти привыкла, на щеке появился совсем свежий синяк.

— Оставишь окно открытым? — спросил Зак, когда я забралась в постель.

— Ни за что! — я схватила его за рукав. — Ты старше меня, но ничего не понимаешь!

Зак вырвался.

— Ты попадешься полицейским… — ныла я. — А твоя новая куртка «Адидас» — ты не понимаешь, откуда она?

— Ты хочешь, чтобы завтра меня снова избили?

— Ты что, его раб?

На это мой брат ничего не ответил. Он уже вылез в окно.

Если бы у меня осталась сотенная купюра Глории, я отдала бы ее Заку. Я знаю, что они делают по вечерам. Скоро Зак попадется. И поговорить не с кем. Мама упадет в обморок, если узнает.

Перед сном я молилась. Сначала долго не могла вспомнить, как она начинается — про то, что Бог заботится о детях. Может, я не все слова правильно вспомнила, но молилась я о том, чтобы мой брат не попался полиции. И чтобы немного поумнел.