Энн Брешерс - Второе лето союза «Волшебные штаны»

— Кто?

Лена ненавидела Эффины игры в угадайку, особенно когда была усталой и не в духе.

— Угадай!

Эффи вышла вслед за Леной из раздевалки.

— Нет!

Эффи сделала кислую мину:

— Хорошо. Хо-ро-шо. — Она закатила глаза. — Бабушка. Я с ней говорила.

— Неужели? — Лена перестала разбирать одежду и выпрямилась. — Как она? Как дедуля?

— Прекрасно. Оказывается, недавно они отпраздновали годовщину свадьбы в нашем ресторанчике. Там была вся деревня.

— О-ох!

Лена тут же представила Фиру, Калдеру, террасу ресторана, который принадлежал их бабушке и дедушке. А вспомнив о гавани, она вспомнила о Костасе. А подумав о Костасе, она ощутила тупую боль в затылке.

Лена откашлялась и снова с рвением принялась за работу.

— А как Доунасы? — равнодушно спросила она.

— Хорошо.

— Правда?

Лене не хотелось напрямую спрашивать о Костасе.

— Ну да. Бабушка сказала, что Костас привел на праздник девушку из Аммоуди.

Лене пришлось приложить нечеловеческие усилия, чтобы не зареветь.

Эффи нахмурилась:

— Ленни, что с тобой?

— А что со мной?

— Да ты посмотри на себя! — Эффи ткнула пальцем в зеркало, в котором отражалось несчастное лицо Лены. — Вообще-то это ты его бросила!

— Знаю. — Лена со злостью пнула зеркало. — А при чем здесь это? — Чтобы не расплакаться, Лене пришлось прикидываться дурочкой.

— Как при чем? Если ты так дергаешься, то зачем его бросила? — спросила Эффи, как всегда не дав сбить себя с толку.

— Я дергаюсь? С чего ты взяла? — Лена начала разбирать блузки и штаны по размерам.

Эффи покачала головой так, будто Лена была тяжело больна.

— Если тебя это утешит, бабушке не понравилась новая подружка Костаса. Цитирую: «Эта девица и в подметки не годится нашей Лене».

Лена сделала вид, что ей все равно.

— Теперь легче? — спросила Эффи.

Лена пожала плечами.

— Ну вот, а я ей сказала: «Бабуля, наверное, эта девушка не бросит его без всякой причины».

Лена швырнула одежду на пол.

— Забудь об этом, — произнесла она по слогам. — И учти, на работу я тебя подвозить не буду.

— Ленни! Ты же обещала, — взмолилась Эффи. — И вообще, чего ты злишься? Я думала, тебе все равно.

Эффи выходила победителем из любой ситуации. Из любой.

— Мне все равно, — эхом отозвалась Лена.

— Ну, тогда отвези меня на работу.

У Эффи была гениальная способность превращать одолжения в обязательства.

Небо вдруг потемнело, словно наступила ночь. Бережно прижимая к себе Штаны, Лена вышла из магазина. Обильные струи теплого дождя стекали по ее волосам. Эффи побежала к машине, а Лена шла медленно, спрятав Штаны под рубашкой. Она любила дождь.

«Ветвь Оливы» находилась недалеко от магазина. Эффи пулей влетела в ресторан, а Лена поехала дальше. Дождь не утихал, и дворники сносило ветром. Лена любила ездить неспешно, с сознанием того, что никуда не надо торопиться. Приятно, когда можно не думать: «Фары, тормоза, поворот». Она ехала, и мысли сменяли одна другую.

Рядом с дорогой Лена увидела почтовый ящик, куда опускала письма — до того как ей стало все равно. Или до того как она притворилась, что ей все равно.

Лена все еще прижимала к себе Штаны. Штаны были на ней, когда они поцеловались с Костасом. Лена глубоко вздохнула. Может быть, Штаны еще хранят ЕГО частичку. Может быть.

То, что этим дождливым вечером у нее были Штаны, но не было Костаса, наполняло сердце болью потери. Вот так. У Костаса есть другая девушка. А у Лены есть вредная сестра и работа продавщицей бежевого барахла.

Что же теперь делать?!

Сначала Бриджит показалось, что она вообще не узнает Берджес. Но, побродив по городу, она кое-что вспомнила. Во-первых, автомат с орехами недалеко от компьютерного магазина. Даже в шесть лет Бриджит понимала, что как-то глупо набивать автомат для жвачки орехами. Тем не менее он никуда не делся. У Бриджит было подозрение, что орехам столько же лет, сколько ей. Во-вторых, черная пушка времен Гражданской войны на лужайке рядом со зданием суда. Рядом с пушкой громоздилась куча ядер. Бриджит вспомнила, как, дурачась, засовывала голову в дуло и веселила Перри.

Еще она вспомнила, как залезала на высокую стену на берегу реки, а бабушка кричала, чтобы она немедленно спустилась. Бриджит была настоящей маленькой обезьянкой. Она лазала по деревьям лучше всех, даже лучше мальчишек и старших ребят. Тогда она была легкой и подвижной, не то, что сейчас.

Бриджит брела, доверившись своим ногам, которые, казалось, знали, куда идти. За Торговой улицей начиналась деревня, где перед каждым домом цвели гортензии — огромные лиловые шары.

За методистской церковью простиралось зеленое поле, окруженное огромными вековыми дубами. У Бриджит перехватило дыхание — вдалеке она увидела футбольные ворота.

Бриджит присела на скамейку и закрыла глаза. Она вспомнила каждодневные пробежки, вспомнила мяч и еще много всего, например, как дедушка учил ее и Перри бить по мячу, когда им было года четыре. Перри терпеть этого не мог и все время отлынивал, а Бриджит обожала. Она держала руки за спиной, чтобы не забыть о том, что футбол — это игра ногами.

Она вспомнила, как обгоняла дедушку и как он гордился ею. Он кричал: «Ребята, это будущая чемпионка!», хотя на поле никого не было.

Когда Би исполнилось пять лет, дедушка отдал ее в футбольную лигу графства Лаймстон, не обращая внимания на возмущенные крики родителей. Бриджит упросила бабушку постричь ее под мальчика, и мама заплакала, когда они увиделись в конце лета. Благодаря Бриджит «Берджеские Золотые Пчелы» выигрывали два сезона подряд, и родители смирились.

Боже, а ведь она тысячу лет не вспоминала о своих товарищах! Когда-то это было для нее очень важно — особенно то, что ее прозвище совпадало с названием команды. «Она самая трудолюбивая Пчелка! Она Пчела, быстрая как стрела!» — кричал дедушка с трибуны, думая, что это очень остроумно. Папа никогда не любил спорт, а дедушка был настоящим фанатом.

Знал ли отец, когда умер дедушка?

Би задумалась. Что-то странное произошло с ее памятью. В одиннадцать лет, когда все это случилось, мозг как будто произвел чистку. Все, что произошло до того момента, Бриджит либо забыла, либо помнила очень смутно. Через несколько месяцев после смерти мамы Би отвели к психиатру, и тот сказал, что у нее в голове, где-то там, где живет память, образовался шрам. Би всегда было страшно представить себе это.

Она сидела, положив свою голову с невидимым шрамом на спинку скамейки, как вдруг услышала шаги, и крики, и самый сладостный на свете звук — удар мяча. Она открыла глаза: по полю шли парни, человек пятнадцать или двадцать — все ее возраста или, возможно, немного старше.

Когда один из мальчиков проходил мимо, Бриджит, не удержавшись, окликнула его: