Всеволод Нестайко - Загадка старого клоуна

Я не успел уклониться, и цеп ударил меня по голове. Бомм!.. В глазах у меня потемнело.

Я стоял рядом со старым Чаком в скверике на площади Богдана Хмельницкого. Голова у меня немного болела от удара цепом, но шишки не было. — Ты на девушку не обижайся, — улыбнулся Чак. — Она же думала, что мы издеваемся над Хихиней, защищала его от мальчишеских насмешек.

— Да я не обижаюсь. Я всё понимаю, — улыбнулся Я, почёсывая ушибленное место. — А этот Хихиня симпатичный. Понравился мне.

— И мне тоже. Хороший дед.

— А что это он про своего предка говорил?

— Ты же слышал: «Сгоняйте в тысяча шестьсот сорок восьмой, узнаете секрет зелья-веселья».

— Это он серьезно?

— Кто его знает?

— Но, может… А? — с надеждой глянул я на старого Чака.

Мне так понравилось это путешествие а прошлое. И так безудержно хотелось узнать секрет смех-травы, зелья-веселья, что делает людей веселыми и беззаботными, добрыми и остроумными на всю жизнь. А также счастливыми. Может же, и правда существует этот секрет и растет где-то в лесу или поле смех-трава, только людей не знают о ней.

Эх! Как бы оно мне сейчас пригодилось, это зелье-веселье!

Берегись тогда, проклятый Дмитруха! Безразличны мне были б твои насмешки, жужжание твоё мерзкое!

И ваше хихиканье подлое, Монькин, Галушкинский, Спасокукоцкий и Кукуевицкий!

ЭХ! Я бы тогда…

Чак как-то загадочно улыбнулся и сказал:

— Ну, хорошо… Будь здоров, Стёпа! Мне уже пора.

— До свидания. А когда увидимся? — робко спросил я, нарушая нашу договоренность.

— Не знаю, не знаю… — неуверенно ответил Чак. — Если нужно будет, я тебя разыщу.

И снова, как только он отошел от меня, то сразу потерялся из виду.

В отличии от нашей школы, где все уроки у нас были в одном классе, тут, в Киеве, ввели так называемую кабинетную систему. Это значит, что один урок в одном классе, другой — уже во втором, третий — еще в одном и так далее. Только прозвенел урок, бери вещи в охапку и айда, чтобы не опоздать. Потому что и позавтракать нужно, и сбегать, может, кое-куда. Оно, конечно, интересно (в каждом кабинете своя обстановка, свои научные приборы, своя аппаратура), но нужно всё время надо смотреть в оба, чтобы не растерять свое имущество.

Постоянно слышно:

— А где моя зоология?

— Ой, я кеды потерял!

— Люди! Тетради моей никто не видел?

Самые любимые мои уроки — это физкультура и труд. Кроме того, что они просто мне нравятся, люблю я их еще и потому, что на них никогда не плетусь в хвосте. Даже наоборот. И физкультурник Николай Еремеевич, и учитель труда Александр Иванович часто говорят:

— Вот берите пример с Наливайко! Молодец, Стёпа!

Игоря Дмитруху даже передергивало всего от этих слов. Но сделать он ничего не может. Несмотря на то, что его брат известный спортсмен, по заграницам разъезжает, я и бегаю, и прыгаю лучше Игоря. А про уроки труда и говорить нечего.

Уроки труда у нас с девчонками раздельные. Девочки в классе С Ириной Владимировной фартуки и «ночнушки» (ночные рубашки) шьют, а мы в мастерской с Александром Ивановичем слесарим. И Дмитруха, прямо скажем, в этом деле плетется в хвосте. Видно, дома никогда молотка в руках не держал. И Валера Галушкинский не очень большой умелец, и Спасокукоцкий и Кукуевицкий, да и Лёня Монькин (хотя этот немного лучше). А меня папа с мала приучал. И в мастерской я чувствую себя, как рыба в воде. И это игорево «Муха» в мастерской звучит как-то не очень слышно и даже не обидно.

Когда Сурен впервые пришел на урок труда, я уж так старался, так старался, как никогда. Но желаемого эффекта не вышло. Сурен то ли невнимательности, то ли ненароком сильно ударил себя по пальцу, даже под ногтем почернело, страшно смутился и уже реагировать на мои трудовые подвиги не мог.

Игорь Дмитруха неожиданно воспользовался этим:

— Муха, смотри, старается! Ишь! Аж капля на носу. Вот не люблю таких выскочек.

Спасокукоцкий и Кукуевицкий захихикали.

Не произвел я желаемого впечатления. Не вышло. Снова Игорь был сверху.

Прошло три дня после того, как я попрощался с Чаком. Он не появлялся. Мне уже даже начало казаться, что всё это мне приснилось, что никаких встреч с Чаком, никаких путешествий в прошлое не было.

Сегодня утром на первом уроке Лина Митрофановна сказала:

— Дети! Мы с вами должны показать нашему армянскому другу Сурену наш славный город, должны познакомить его со славной историей древнего Киева. Согласны?

— Согласны! — хором ответили мы.

— Начнем сегодня. Сегодня у Сурена как раз нет съёмок. И начнем мы с завода «Арсенал», который вписал в историю нашего города славные революционные страницы. После уроков мы с вами идем на экскурсию в Музей боевой и революционной славы завода «Арсенал».

Последние слова Лины Митрофановны произнесли особенно торжественно. Она вообще была немного артисткою, наша Лина Митрофановна. высокая, стройная, красивая, она откидывала назад голову, когда говорила что-то важное, и голос её при этом звенел, как на сцене.

Я обрадовался.

Я вообще люблю разные экскурсии, люблю всё новое, особено историческое. Наша Мария Степановна, учительница в селе, тоже часто устраивала нам экскурсии — и на сахарный завод, и по местам партизанских боев, и в Киев мы ездили, и в Лавре были, на Выставке достижений народного хозяйства. Но в музее завода «Арсенал» я никогда не был.

Ехали мы шестьдесят вторым автобусом. Людей был полный автобус. Весь наш класс сбился на задней площадке. Нас с Тусей Мороз прижали к окну. Я обеими руками держался за поручень, и когда автобус подкидывало (а вы знаете, как подкидывает на задней площадке), напрягал все мышцы, чтобы спиной удержать людей и чтобы не придавило Тусю. Правда усилия мои мало что давали. Туся то и дело ойкала и морщилась.

— Скажи, а ты бы мог совершить подвиг? Если бы война была, революция или что-нибудь такое? — неожиданно спросила она меня тихо, покраснела и, не ожидая моего ответа, сама за меня сразу ответила: — По-моему, мог бы… А вот я, наверно, нет… Я такая боягузка. И так боли боюсь. Ой! Когда болит, всегда плачу.

Я смутился. И еще с большой силой уперся руками. Но автобус снова подкинуло, и Туся снова ойкнула.

Игорь Дмитруха и Валера Галушкинский при каждом толчке, наоборот, весело верещали, хохотали и что-нибудь выкрикивали:

— Космический корабль «Икарус-62» вышел на орбиту!

— Проходим верхние слои атмосферы!

— Нагрузки возрастают.

— Братцы, я чувствую невесомость! Мои ноги не касаются пола!

— Мои ноги, ноги, ноги не касаются пола! — запел Игорь Дмитруха.