Всеволод Нестайко - Загадка старого клоуна

— Не касаются пола мои ноги! — подхватил Валера Галушкинский.

Наконец в динамике послышался голос водителя:

— Площадь Героев «Арсенал»! Шестой «Б», выходите быстрее! Не задерживайте автобус.

Мы высыпались, как горох из мешка.

Я не раз проезжал и проходил этой площадью, но теперь как-то по-особенному смотрел и на станцию метро «Арсенальная», и на памятник — пушку на постаменте, и на сам «Арсенал» — на эти навсегда оставленные для истории побитые пулями два нижних этажа, а над ними, из такого же красного кирпича, два верхних, недавно надстроенных.

Над входом в музей — барельеф: сражаются у заводских стен арсенальцы. И мемориальные доски.

— Заходим, заходим! Организовано! Парами! И не кричите, не бегайте, ведите себя, как пристало пионерам! Заходим! — командует Лина Митрофановна.

У маленького столика при входе, на котором лежит толстенная книга отзывов, нас встречал экскурсовод — приветливая черноволосая женщина.

Высокие сводчатые залы. Экспонаты. Музейная тишина.

И вдруг вверху над нами что-то загудело: у-у-у-!

— О! А что это? — удивленно спросил Дмитруха.

— Станок, — улыбнулась экскурсовод. — вверху над нами цех. Это же завод.

— Да я просто так спросил. Я и сам знаю, что такое станок, — сказал Дмитруха, но видно было, что, конечно, он сразу не догадался. Да и действительно, тяжело было догадаться. В этой абсолютно музейной обстановке, среди экспонатов, среди старинных вещей, документов, стендов как-то не представлялось сразу, что над нами современный цех завода, где возле станков стоят рабочие, такие, как мой папа, который в этот момент тоже стоит у себя в экспериментальной мастерской у станка.

Экскурсовод начала с далекого 1764-го года, когда был основан киевский «Арсенал».

Я слушал и разглядывал экспонаты. На первом стенде гвозди, которые применялись при строительстве «Арсенала». Здоровенные, «ручной ковки» (каждый гвоздь выковывать надо было!). Кирпич. На каждом кирпиче клеймо — «Снежко» (ишь, пробился в историю, фабрикант).

Вьючное седло системы Грум-Гржимайло для перевозки горной артиллерии. Красивое седло!

А дальше другая продукция завода — штыки, кинжалы, сабли.

Самовар, из которого пили чай рабочие-арсенальцы.

Следующий зал. Оружие! Аж глаза разбегаются. Ружья, винтовки, пулеметы, пистолеты.

— О! О! — шепчет Дмитруха. — Американский кольт! О! «Ро-от манлихер»!

А экскурсовод рассказывает уже про Октябрьское вооруженное восстание арсенальцев.

— Вечером 27 октября 1917 года в помещении театра Бергонье (теперь там театр имени Леси Украинки) проходил объединенный пленум Киевского Совета рабочих и солдатских депутатов с участием представителей от частей гарнизона, профсоюзов и фабзавкомов. С большой радостью была выслушан доклад победе Великой Октябрьской социалистической революции в Петрограде. И 27 октября Киевский комитет РСДРП(б) обратился к рабочим и солдатам Киева, призывая их поддержать Октябрьский переворот в Петрограде…

Я слушал и думал: «Ну кто, кто мне поверит, что я сам, собственными глазами видел этот театр Бергонье, — двухэтажный, с длинным, на весь тротуар, козырьком над входом, такой непохожий на сегодняшний театр имени Леси Украинки?! Никто мне не поверит!!»

А экскурсовод продолжала рассказывать. Как героически боролись арсенальцы в октябре семнадцатого за власть Советов. Но победой рабочих и солдат воспользовались буржуазно-националистическая Центральная Рада, которая взяла курс на отрыв Украины от Советской России, на развязывание братоубийственной войны. Нанеся восстанию предательский удар в спину, Центральная Рада установила режим кровавой диктатуры. Но под руководством большевистской партии в Киеве с новой силой развернулось борьба против контрреволюции.

В Харькове состоялся Первый Всеукраинский съезд рабочих и солдатских депутатов, который провозгласил Украину Советской республикой. Революционные войска двинулись на Киев, где засела Центральная Рада. Наступление развивалось успешно, и в середине января войска приблизились к Киеву.

15 января под руководством ревкома, возглавляемым Андреем Ивановичем, в Киеве началось вооруженное восстание, центром которого снова стал завод «Арсенал».

— А теперь посмотрите диораму «Январское восстание 1918». — Экскурсовод нажала кнопку, и в глубине второго зала вспыхнул свет.

Мы очень удивились. Всё было как живое.

На переднем плане настоящая мостовая, мешки, бочки, колеса, перевернутый сломанный ларёк с вывеской «Иконная лавка Киево-Никольского собора», чугунные люки, деревце. И весь этот живой предметный план переходит незаметно в огромную, на всю стену, полукругом картину. А на этой картине — панорама восстания.

В центре — баррикада, трамвайная платформа, на ней повстанцы. Слева — церковь, тот самый Никольский собор (так называемый «Малый Никола»), а за ним высилась звонница «Большого Николы» — Войсковой Никольский собор, что стоял на месте нынешнего городского Дворца пионеров.

Перед собором афишная тумба, распряженная пролетка с откинутым верхом, рядом на коне повстанец. Около него совсем маленький мальчик с корзиной.

За баррикадою в глубине — этот самый знаменитый, побитый пулями двухэтажный угловой корпус «Арсенала», где и разместился сейчас музей. Весь в дыму, в огне.

Справа — разрушенная стена с амбразурой. На стене порванная афиша «Энеиды». В проломе стены установлен пулемет, возле него два солдата, один с Георгиевским крестом на груди. Стреляют из пулемета по броневику, по казакам, что, размахивая саблями, рвутся на конях на баррикаду.

За баррикадой старушка в платке перевязывает раненого. Женщины сражаются вместе с мужчинами. И юные повстанцы тут же…

Бомм!

Это ударили в колокола на звоннице «Большого Николы», или…

На миг потемнело у меня в глазах… И сразу исчез музей, экскурсовод, Лина Митрофановна, весь наш класс. Задвигалось всё на баррикаде и вокруг неё. Забабахали выстрелы, застрочил пулемет. Цокают казачьи кони по мостовой. Закипел бой…

Я успел заметить на баррикаде своего знакомого — бывшего арсенальца, а потом пиротехника Федора Ивановича Смирнова, седовласого, с черными бровями и черными, по-молодецки закрученными вверх усиками. Из-под расстегнутого пальто с бархатным воротником выглядывала белая накрахмаленная рубашка. Федор Иванович размахнулся и ловко кинул под колеса броневика гранату. Броневик остановился.

Неожиданно на баррикаде выросла высокая костлявая фигура деда Хихини.

Без оружия, с пустыми руками, переступив через баррикаду, двигался дед навстречу казакам.

Вот уже один из казаков взмахнул саблей. Но старый Хихиня ловко перехватил своей огромной рукой его руку, дернул — сабля со звоном упала на мостовую, а сам казак, стянутый дедом с коня, свалился на землю.