Николай Чебаевский - Рассказы

На этом пробный рейс, наверное, и закончился бы, ребятишки побежали бы домой рассуждать о судоходных качествах своего корабля, но тут из-под мостика выплыл резной детский стульчик. Кружась между щепок, он перевернулся кверху точеными ножками и ударился о спину толстого мальчика. Тот испуганно оглянулся, отстранился, пропустил стульчик мимо. Однако, разглядев плывущий предмет, толстячок подпрыгнул от радости и кинулся ловить его, крикнув:

— Чур, мой!

— Нет, мой! — перехватил стульчик второй мальчишка. — Мой! Я первый увидел и зачурал…

— А я схватил!

— Все равно — мой!

Оба «мореплавателя» крепко вцепились в стульчик и громко кричали среди пенистого потока, сердито подталкивая друг друга плечами. Причем толстячок с бритой, поблескивающей, как арбуз, головой, постепенно отжимал к мосту худенького противника с косматыми, перепутанными, как мокрая куделя, волосами.

— Отпусти!

— Сам отпусти!

— Я вот тебя стукну по лысой макушке, так узнаешь.

— Ну-ка стукни, ну-ка стукни!

— И стукну…

— Нет, не стукнешь!

Воинственные мальчишки настороженно посматривали один на другого, готовые в любую секунду сцепиться.

— Ну-ка, петушки, — проходя по мосту, сказал врач. — Не драться! Вылезайте-ка на берег, а то простудитесь и придется вас лечить. Вода не летняя, осень уже…

Ребятишки оглянулись, но не двинулись с места.

— Ну-ну, живо! — скомандовал врач.

Сердито косясь, но не выпуская из рук стульчика, мальчишки нехотя двинулись к берегу.

Врач торопливо пошел дальше, но снова услышал сзади громкие крики и оглянулся.

Мальчиков было уже трос. Два по-прежнему тянули в разные стороны свою находку, а третий, чуть повыше ростом, с красным галстуком на шее, круглолицый, веснушчатый, схватил их за плечи и кричал дрожащим от волнения голосом:

— Говорю, отдайте! Это из детского дома стульчик…

— Ишь, какой хитрый нашелся! Мы словили, а тебе отдай! — сердито отвечали мальчишки и в пылу спора так рванули стульчик, что он затрещал.

— Эх, вы! — горестно взмахнул руками и презрительно вытянул губы пионер. — Сломали! Тоже сознательные… А еще школьники!..

Необыкновенно внушительно и серьезно прозвучали эти слова.

Врач рассмеялся и пошел своей дорогой. Он не видел, чем окончилась эта сцена, но крики сзади не сразу прекратились.

Под вечер, вернувшись из больницы, Степан Петрович вышел посидеть на балконе. Во дворе он увидел знакомых ребят. Все три скандалиста дружно ремонтировали стульчик. Рядом с ними стояла банка с клеем, лежали молоток, гвозди и пароходик с красным жестяным флажком.

Вскоре все трое, прихватив с собой исправленный стульчик и пароходик, собрались уходить.

— Куда это вы? — спросил врач.

Ребята подняли головы.

— Стульчик в детский дом понесли. Ихние ребятишки на площадке играли и оставили, а ливень смыл в речку. Вова с Петей поймали.

Толстячок и его худенький приятель стыдливо взглянули на своего старшего товарища и заговорили быстро, перебивая друг друга:

— Мы не подумали и сломали стульчик. А так-то мы разве не понимаем?! Только Вася сказал, мы сразу и поняли… Он детскому дому нужнее, стульчик-то…

— Они вот пароходик хотят подарить детдомовцам, а себе другой сделают…

Ребята хотели идти, но Вася вдруг спохватился:

— Ох, мы ведь и не поздоровались с вами. Здравствуйте, Степан Петрович.

— Здравствуйте, здравствуйте, ребята! — приветливо улыбнулся врач, кланяясь.

Рассказ этот я услышал возле паромной переправы через Чумыш. Паром был маленький, а движение большое, и на берегу скопилось много машин.

Наш грузовик оказался в хвосте очереди, и шофер приглушил мотор, вылез из кабины перекурить с другими водителями, сидевшими возле припаромков на толстом бревне. На цигарки, как водится, пошла вчерашняя газета. Но когда один из шоферов стал заворачивать цигарку, его внимание задержалось на заголовке статьи: «В жизни всегда есть место для подвига…»

— Да, — сказал он, развертывая газету. — Тут как раз о нашем брате говорится. Я вчера прочитал и задумался: верно ли, подвиг ли это?.. Вы вот чего скажете? Послушайте…

В статье рассказывалось, как шофер одной автороты, тоже работавший на хлебозаготовках, делал трудный рейс в непогоду, как вел машину по грязи, зачастую, чтобы не буксовать, подкладывая под скаты свою стеганку.

— Подвиг — это геройство, — произнес подтянутый, строгий водитель, наверное, бывший солдат. — Я так понимаю. А какое это геройство по грязи проехать да фуфайку под колеса кинуть?

— И трудовой подвиг — тоже геройство, — возразил пожилой, черный, как ворон, шофер. — Парень этот, о котором в статье говорится, видать крепкий… По бездорожью ездить тоже воля нужна…

— Ну, тогда, выходит, все мы герои? — рассмеялся молоденький круглолицый водитель, сидевший на самом конце бревна.

— Все — не все, а многие такой трудовой подвиг совершают…

Завязался спор, тот спор, который явно не может принести победы ни одной из сторон, потому что по-своему права каждая. Но его прекратил белобрысый, кряжистый парень, подошедший к группе шоферов с парома. Был он в комбинезоне, когда-то синем, а теперь замасленном до черноты — несомненно тракторист, прямо с работы.

— Э-э, что там спорить! Поглядели бы вы, какой тут весной случай был — вот это настоящий подвиг!..

Все ожидающе посмотрели на тракториста, а он присел на корточки и спокойно принялся свертывать цигарку, будто и не собирался ничего больше добавить.

— Начал, так рассказывай, — первым не выдержал румянощекий шофер. — Кто и где подвиг сделал?

— Я ж сказал — здесь вот, на этом самом тросе… Чижиков наш совершил, — тракторист кивнул на толстый цинковый канат, подвешенный через реку, по которому ходил на блоке паром.

Тракторист насупил брови, сердито пыхнул цигаркой. Потом, заметив, очевидно, что остальные слушатели смотрят на него с любопытством, повел рассказ. По характеру он был, наверное, человеком обстоятельным, поэтому начал издалека:

— Приехал этот Чижиков на подъем целины из Белгородской области. Попал в нашу местную бригаду один. Ему не понравилось сначала, что оказался на отшибе от новоселов, а нам не поглянулся он. Трактор знал, ничего не скажешь, ум имел сметливый, только характер уж больно непоседливый, несерьезный. Ухватится за дело, горит весь — любо смотреть. А немного погодя — оно уж ему наскучило, так и норовит увильнуть, взяться за что-нибудь другое… Не лентяй, не лежебока, минуты не посидит спокойно, крутится целый день вьюном — но толку не видать. И внешность у парня неказистая: ростика маленького, волосы какие-то медные, нос кверху задран, а лицо будто карлыком посыпано… Глаза же прямо беспечные: все смеются…